Эван ничего не ответил, просто обвязал веревкой следующий блок льда из телеги и потащил к складу, не отводя глаз от дверей, где крепкий человек с крепким крюком прислонился к косяку, скрестив на груди могучие руки, и молча ждал. Не делая навстречу герцогу ни единого шага.
Толпа раздвинулась, освобождая место посреди двора.
Грейс выругалась.
– Это безумие.
Комок грязи ударил Эвану в затылок.
Он остановился. Застыл.
О’Мэлли подошел, вытирая грязные руки о такие же грязные штаны.
– Я с тобой разговариваю, герцог!
– Он заглотит наживку, – заметил Дьявол.
Зверь пробурчал:
– Не сдержится. Никогда не умел отступать.
Вспыхнуло воспоминание: детство, Эван отлетел в результате полученного им сильного удара; мгновенно поворачивается, покачиваясь, и снова кидается в бой.
Далеко внизу он разворачивается к Патрику О’Мэлли.
– Пятьдесят монет на то, что он ляжет через две.
Грейс удивленными глазами посмотрела на Дьявола.
– Ты думаешь, Эван проиграет?
Он усмехнулся.
– А ты нет?
Она так не думала.
Зверь вытащил из кармана часы, по-прежнему не отрывая взгляда от двора, где собравшиеся буквально дрожали от возбуждения.
– Две минуты? Или секунды?
Дьявол расхохотался.
– Будь великодушным, братишка.
Зверь посмотрел на часы, затем снова на Эвана. Тот повернулся в их сторону, внимательно осмотрел толпу… затем взглянул вверх. На крыши. Его взгляд задержался на них. На ней.
Зверь это заметил.
– Ага, ладно. Заберу твои деньги.
– Думаешь, он еще не утратил хватку? – Голос Дьявола звучал удивленно.
«Он еще на высоте», – подумала Грейс.
Зверь кивнул сестре.
– Думаю, она при нем всегда, когда замешана Грейс.
Она метнула в него взгляд.
– Я не замешана.
А через долю секунды, как раз когда она отвернулась, внизу разразился ад.
Глава 14
Она пришла ради него.
Это был обдуманный риск – он без тени сомнения знал, что какое бы наказание Дьявол и Уит для него ни придумали, в результате он будет весь в синяках, сильно избит, и скорее всего, не только братьями.
Но еще он знал, что это, с большей долей вероятности, то единственное, что приведет ее к нему. Он пообещал себе, что будет держаться от нее подальше. Что позволит ей самой сделать этот шаг. Что даст ей то, о чем она просила.
Так он и поступил. Уехал и изменил себя, стал лучше, чем раньше. Достойнее. Сильнее. Разумнее.
И решил, что будет ждать ее решения.
Но когда братья потребовали, чтобы он вернулся в Гарден и выплатил свои долги потом и кровью, а не только деньгами, он согласился, не в силах устоять перед приглашением в этот мир, в котором он родился, а теперь принадлежавшем им. Ей.
С его стороны это была уловка. Способ обойти обещание, которое он дал, и позволить ей самой к нему прийти. Позволить выбрать его, без маски. И пусть это шло в разрез с правилами, он готов был их нарушить, лишь бы ее вернуть.
Так что он согласился преодолеть все препятствия и начал перетаскивать лед, каждым своим дюймом ощущая, что это спектакль, полностью сосредоточившись на толпе, жаждавшей его крови. Они не знали правды – что в свое время он принадлежал такой толпе. Что глазел на бои людей, псов и медведей, что он родом из мира, где жестокость – привычное дело, а бесчеловечность – броня.
Он всегда считал, что отец разглядел в нем это с самого начала. Отчаянную решимость мальчишки, готового на все, лишь бы выжить. Преуспеть. Победить.
И он оценивал толпу, чувствовал каждое ее движение, каждый намек на угрозу; то, как одни наблюдали за ним с восхищением, а другие со злостью, ненавидя тонкое полотно его рубашки, начищенные сапоги, гладко выбритый подбородок. Атрибуты денег и власти, раздаваемые при рождении.
Они не знали, что он пришел не случайно.
Он бросил двенадцатый блок у дверей склада и повернул назад, за следующим, зная, что единственный способ покончить с работой – выполнить ее, хотя это закончится либо полным изнурением, либо дракой. Только эти два варианта, а первого он не допустит никогда.
Гордость его – родом из Гардена, так же, как и любого из них.
Он едва заметно замедлил шаг – настолько, насколько возможно без привлечения внимания; потратил долю секунды, чтобы расправить плечи – столько, сколько можно без привлечения внимания. Левое плечо горело огнем, его до мяса натерло грубой веревкой.
Они не должны видеть, что ему больно. Он немного размял шею, притворившись, будто рассматривает собравшихся – сначала тех, кто во дворе, а потом – на крыше.
Она пришла ради него.
По бокам стояли братья, наблюдавшие за всем этим с самого начала. Дьявол улыбается, как последний негодяй, а Уит выглядит так, словно готов убивать. Но Эвана они не интересуют.
Только она.
Ее длинные ноги кажутся еще длиннее благодаря черным бриджам, плотно обхватывающим бедра. Благодаря черным кожаным сапогам выше колен, благодаря черному длинному пальто, подбитому блестящим сапфировым шелком, развевающемуся на ветру.
Ему очень нравился этот подбой – признание ее любви к ярким тканям. Доказательство того, что от девочки, которую он любил, кое-что осталось, хоть она и выросла в женщину, что смотрит на него сверху вниз, как чертова королева.
Высоко на крыше, наблюдает за своим воином.