– Ты лгал нам, – продолжала она. Ветер трепал ее длинные волосы. – Ты… – «Господи». Ее голос дрогнул. Он думал, что не выдержит, если она заплачет. – Ты лгал мне, – сказала она, и эти слова прозвучали как гром, разрушая все вокруг. – И мы никогда не сможем начать сначала, ведь все, чем ты был – все, чем были мы, – все это никуда не денется. И стереть это невозможно. И я должна тебя за это ненавидеть.
Пора было сказать ей, и он мог бы. Мог объяснить прямо тогда. Мог приступить к нелегкому делу – рассказать ей правду, объяснить, что произошло в ту давно прошедшую ночь. И этого могло хватить.
Да только она не закончила.
– И даже если бы я смогла простить мальчика, которым ты был, как насчет всего, что ты сделал, став мужчиной? Девон. Уит. Хэтти. Пять парней из Гардена – может, ты и не нажимал на спусковой крючок и не зажигал спичку, но они погибли по твоей вине. Ты угрожал лишить нас средств к существованию. Угрожал нашему дому. – Она прищурилась, глядя на него. – Говоришь, ты изменился?
«Я изменился».
– Говоришь, стал лучше?
«Стал. Правда же?»
Значение имеет только одно – он причинил вред ей.
– Это не должно иметь значения. – Она понизила голос до шепота, как будто разговаривала сама с собой, а не с ним. – Не должно… и я должна ненавидеть тебя.
Он уцепился за это «должна», потянулся к ней, убеждая себя, что отпустит руку сразу же, как только она его оттолкнет.
Как только начнет вырываться.
Но она не стала вырываться.
– Кто я без этой ненависти? – прошептала она.
У него отчаянно заныло сердце.
– Кто ты без нее? – добавила она.
– Не знаю, – сказал он правду. – Но я хочу это знать. – Он прижался лбом к ее лбу, закрыл глаза и произнес слова, которые преследовали его каждый день с тех пор, как она ушла: – Прости меня.
Он никогда не говорил так искренне.
Они прильнули друг другу, и от поцелуя оба едва не задохнулись. Эвану показалось, что сейчас он вообще лишится воздуха. Он притянул ее к себе, а она уже привстала на цыпочки, его пальцы нырнули ей в волосы, ее губы, полные, приоткрытые, прижались к его рту, дыхание и языки сплелись, пока они словно поглощали друг друга.
Как огонь.
Это и был огонь, жаркий, ставший почти невыносимым. И несмотря на то, что она должна его ненавидеть, что бы она сейчас ни чувствовала, где бы они сейчас ни были – это не ненависть. Это что-то другое.
Эван мог бы справиться с этим другим, позволь она ему.
Его губу обожгла резкая боль, с такой силой Грейс целовала, но ему было плевать и сейчас, и потом, когда она начала ласкать его языком и он окончательно пропал. Он снова пробовал ее на вкус, и с его губ сорвался стон, он прижал ее к себе крепче и приподнял. Они вжимались друг в друга, как две половинки целого.
Словно так было всегда.
Хотя он не мог бы сказать, где кончается он и начинается она, он ощущал эмоции в их отчаянном поцелуе – печаль и гнев, досаду и желание, и что-то еще, чему не мог подобрать названия, но знал, что оно всегда тут присутствовало.
Ее пальцы запутались у него в волосах, а он впился в ее губы, лаская так, что она вздохнула от наслаждения, и этот звук проник в самую его суть.
Одного вечера не хватило.
Не хватит и ста, и тысячи…
Это потребность. Его хотят. Он ее навеки.
А она…
«Моя».
Господи. Он бы отдал все на свете, чтобы заявить это.
Словно услышав его мысли, она оборвала поцелуй, оттолкнула его и отступила на шаг. Оба дышали тяжело, мучительно, в ее глазах горели желание и дикое разочарование.
Но не только это. Что-то еще.
Потребность.
Она нуждалась в нем, и господи, он тоже в ней нуждался.
Она это видела. Видела, что он даст ей все, о чем она попросит. Все, чего захочет. Грейс сделала еще шаг назад, тряхнула головой и предупреждающе подняла руку.
– Нет.
– Грейс, – сказал он, потянувшись к ней. Ее волосы, ее пальто, все в ней ускользало от него. Она зашагала по крыше прочь и исчезла в темноте. Каждой клеточкой тела он рвался за ней. Поймать ее и все рассказать. Заставить ее понять.
«Я не уверена, что это имеет значение».
Она исчезла из виду, а он смотрел ей вслед, видел, как небо на востоке все светлеет, серое сменяется бледно-лиловым, а затем самым густым красным, какое он когда-либо видел, словно весь город был охвачен пламенем.
И только когда ослепительный солнечный свет упал на крыши, он позволил себе уйти. По всей Гросвенор-сквер слуги выбирались из постелей под полный разочарования вопль, который он издал навстречу рассвету.
Глава 19
Спустя неделю Грейс отправилась на Беркли-сквер на обед.
Сразу после свадьбы Уит купил жене прекрасный дом на западной стороне площади, потому что особняк ей понравился, а он посвятил себя единственной цели в жизни – баловать Хэтти. Дом стоял пустым большую часть недели, поскольку Хэтти управляла самыми крупными морскими перевозками в Лондоне. Уиту тоже хватало работы в главной конторе Бесперчаточников, и большую часть времени супруги проводили в уютном и обжитом доме в Ковент-Гардене.