Возлюбленная из Страны Снов(Забытые истории о привидениях и духах )

Что касается явления Вевальда на скамье Штадтпарка, то оно, конечно, значительно выиграло бы оно в интересе, если бы оно предстало мне до рыцарской кончины доктора. Не хочу скрывать, что сначала я недалек был от мысли усилить эффект моего рассказа этим совершенно незначительным перемещением. Но после некоторого размышления я удержался от этого ввиду возможного упрека, что таким, не совсем отвечающим действительности, изложением сыграю на руку мистицизму, спиритизму и другим опасным вещам. Я предвидел, что на меня посыпятся вопросы, взята ли моя история из действительности или выдумана, считаю ли я такие случаи возможными вообще, — и я очутился бы перед неприятной перспективой прослыть, в зависимости от моего ответа, оккультистом или мошенником. Ввиду этого я, в конце концов, предпочел изложить историю моей ночной встречи в таком виде, в каком она действительно произошла, с риском, что многие читатели все-таки откажутся поверить ее правдоподобности, хотя бы в силу того широко распространенного недоверия, какое питают у нас к поэтам с меньшим, во всяком случае, основанием, чем к другим людям.

Марк Твен ВОЗЛЮБЛЕННАЯ ИЗ СТРАНЫ СНОВ

Впервые мы встретились с ней, когда мне было 17 лет, а ей 15. Это было во сне. Нет, мы не встретились с ней; я нагнал ее. Это произошло в деревне на Миссури, где я никогда до сих пор не бывал. По существу говоря, я и теперь там не был, ибо находился на Атлантическом побережье, на расстоянии 1000 или даже 1200 миль. Все это случилось внезапно, без какой-либо подготовки, — именно так, как всегда бывает во сне.

Вот я перехожу деревянный мост с деревянными перилами, а вот и она, в пяти шагах от меня. За полсекунды до того никого из нас на мосту не было. Здесь — конец деревни, которая осталась позади нас. Последний дом — кузница. Сзади слышится мирный и добрый стук молота, — звук, всегда кажущийся отдаленным и всегда окрашенный настроением одиночества и чувством тихого сожаления о чем-то невыясненном. Вперед убегает извилистая проселочная дорога; по одну сторону — лес, а по другую — невысокая изгородь. На верхушке дерева сидит трясогузка, а навстречу к ней торопится белка, изогнувшая хвост наподобие пастушеского посоха. За изгородью тянется овсяное поле. Далеко-далеко стоит фермер без пиджака и в соломенной шляпе. Никакого другого признака жизни. Повсюду — воскресная тишина.

Я помню все, — и девушку, и ее походку, и ее наряд. В первый момент я был на расстоянии пяти шагов позади нее; в следующий момент я уже был рядом с ней, причем не сделал ни единого шага. Я пренебрег пространством, отметил это про себя, но без всякого удивления. Мне лично это показалось вполне естественным делом.

Я рядом с ней. Я обнимаю ее талию и крепко прижимаю девушку к себе, ибо люблю ее. И хотя до сих пор я не знал ее, я считаю свое поведение естественным и правильным, — и на этот счет у меня нет ровно никаких сомнений. Она же не проявляет ни удивления, ни огорчения, ни недовольства; в свою очередь, она обнимает меня и с выражением радостного приветствия подымает ко мне свою головку. Я слегка наклоняюсь, чтобы поцеловать ее, и она принимает мой поцелуй так, словно ждала его, — словно мой порыв она находит естественным и для себя желанным. Привязанность, которую я вдруг почувствовал к ней и которую она, очевидно, чувствует ко мне, — вполне понятный факт. Другое дело — свойство этой привязанности. Это не привязанность брата к сестре, — нет, она теснее этого, ласковее, нежнее и почтительнее. С другой стороны, это — не привязанность влюбленных, ибо наша привязанность лишена пыла и страсти. Наше чувство — нечто среднее между этими двумя чувствами, но оно красивее их обоих, оно очаровательнее и дает больше радости и удовлетворения. Такое чувство, такое странное и чудесное чувство мы испытываем лишь во сне, когда нам кажется, что мы любим кого-то. Такое же чувство могут пережить лишь дети.

Мы идем дальше, через мост, вдоль по дороге и болтаем, как старые, добрые друзья. Она называет меня Георгом, и это кажется мне нормальным, хотя на самом деле меня не зовут Георгом. Я называю ее Алисой, и она не поправляет меня, хотя, без сомнения, это — не ее имя. Все, что уже произошло и происходит, кажется нам обоим очень естественным и последовательным.

Я как-то прошептал:

— Какая прелестная, нежная ручка!

И она молча, с благодарным выражением в глазах вложила свою ручку в мою руку, желая, чтобы я лучше разглядел ее. Я сделал это и поразился маленьким размером руки, ее бархатистой кожей, ее нежным переливчатым цветом, а затем — поцеловал ее. Она, но проронив ни слова, подняла руку к своим губам и поцеловала ее в то же место.

На повороте дороги, в полумили расстояния стоит избушка. Мы входим в избушку, видим накрытый стол и на нем дымящегося жареного индюка, ржаной хлеб, бобы и разные другие кушанья. Видим и кошку, свернувшуюся клубком и спящую на стуле с соломенным сидением, у камина. Никого больше в избушке нет. Пусто и тихо.