Возлюбленная Пилата

Широкая шелковая лента поддерживала ее грудь. Крючочки и ушки находились между лопатками. Ночной воздух все еще был душным, но, когда он прикоснулся к ее коже, на какой-то момент его пробрала дрожь. А его руки… его пальцы, наоборот, горели. «Кожа как… Лихорадка слоновой кости», — подумал он и удивился, как такое сравнение могло прийти ему в голову.

Когда лента была расстегнута, женщина схватила его ладони и прижала к своей груди. Он поцеловал ее в затылок, и она, прислонившись к нему, сказала:

— Слишком много одежды, центурион. Разденься.

Он рассмеялся и отпустил ее, чтобы раздеться. В это время она снимала нижнюю юбку, и в свете масляной лампы он увидел густые вьющиеся волосы между ее бедер. Афер вдруг почувствовал, что весь его холод улетучился, а тело охватила мощная, жаркая и бесконечная страсть. И сознание того, что эта бесконечность слишком скоро закончится.

— Я родом из города, — сказала она, — где женщины выщипывают волосы. А я этого не делаю. Ты живешь среди обрезанных, но ты не обрезан. Выходит, дома мы как чужие? — Мягкими пальцами она обхватила его член и опустилась на циновку.

— Княгиня, — пробормотал он, пораженный и смущенный тем, что его голос прозвучал жалобно. — Река слишком долго была запружена. Дамба скоро лопнет.

— Пусть лопается. Мы постепенно снова запрудим реку.

Разговор, который Аферу на следующее утро пришлось провести с доверенным лицом Никиаса, стоил ему больших усилий, потому что все его мысли остались в ночи с Клеопатрой. Только под вечер, когда отряд уже приближался к Иордану, у него появилось ощущение, что он пришел в себя и снова может сосредоточиться и связно мыслить. Афер проверил выполнение решений и указаний, данных им накануне, и понял, что все не так уж мрачно. Колумелла, который подоспел с группой эллинских воинов, не мог его ни в чем упрекнуть.

Смех Перперны, громкий и пронзительный, оторвал Афера от размышлений. Он не понял, что сказал или услышал старик. Все остальные ехали чуть позади него. А дальше впереди, на берегу, он увидел знакомую фигуру Элеазара в длинной белой накидке.

— Сегодня нашему разговору ничто не помешает, друг мой, — сказал он, когда они обменялись приветствиями.

— И о чем разговор? Может, сначала разведем костер?

— Этим займусь я. — Мелеагр спешился, собираясь связать ноги своему коню. — Вы просто разговаривайте. А мне нужно подвигаться. Ноги совсем занемели от езды.

— Что тебе, собственно, нужно в Десятиградье?

Элеазар выразительно посмотрел на него. Слишком выразительно, как показалось Аферу.

— Я же тебе говорил. Речь идет об одном поручении царя. И о деньгах.

— С каких пор царь тратит деньги в Десятиградье? Он бы его с большим удовольствием завоевал, если бы не было римлян и набатеев.

— А… — Элеазар провел рукавом по лицу. — Вот как? Ты же знаешь, я всего лишь глупый врач, без малейшего представления о политике.

— Тогда, о глупый врач, скажи мне, какие неполитические услуги ты должен оказать царю, который не имеет там никакого влияния?

Элеазар наклонился вперед и тихо сказал:

— Но только если это останется между нами, хорошо?

— Я буду молчать, как тысячелетняя черепаха, которая давно забыла, что она вообще никогда не умела говорить.

— Хорошо, хорошо. Ирод Антипа послал своих воинов в пустыню, чтобы наказать какого-то князя-разбойника. Я должен сопровождать их в качестве врача. А что ты находишь в этом такого смешного?

XXII ВОЕННЫЕ ДЕЙСТВИЯ И ПОТЕРИ

Мы, однако, приходим в ужас,

когда видим, как умирает кто-то другой.

Когда Сократ был совсем при смерти,

он глубоко заснул, так что его лишь с трудом

удалось пробудить… И нападки своей жены

он воспринял с кротостью.

Телес

Какие-то звуки, вкусовые ощущения, чувства. Она не могла подобрать нужного слова, уловить ускользающую мысль. Афер ушел, но его присутствие все еще давало о себе знать. Как след на примятой траве, прежде чем стебли снова выпрямились; как дыхание на стекле, пока влага не испарилась. Осталось только приятное воспоминание, без сожаления и ожидания, что все повторится.

У Клеопатры не было времени для долгих раздумий, даже если бы ей захотелось поразмышлять. Когда она с Таис и Арсиноей утром спускалась во внутренний двор, чтобы купить кое-что в городе — продукты, вино, мази, — то встретила на лестнице слугу, который попросил ее последовать за ним к Клавдии Прокуле.

— Я сейчас приду.

Она протянула сумку Таис.

— Все, как мы решили? Или чего-то не нужно покупать, княгиня? — спросила Арсиноя.

— Как договорились. Встретимся позже наверху.