Читаем Возлюбленная террора полностью

В вопросе о войне и мире вы приняли «решение» о подписании Брестского мира, который, быть может, уже сделал-таки свое — задушил нашу революцию. И вы имеете еще поразительную смелость уверять народ, что ваше соглашательство с германским империализмом — «передышка» дала нам богатые результаты. Что это она нам дала? Извратила нашу революцию и задержала на полгода германскую, ухудшила отношения к нам английских и французских рабочих, когда на западные фронты обрушились все освобожденные нами военные силы Германии, что унесло у них сотни тысяч жизней, и создала почву и возможность для англо-французского правительства вмешаться в наши дела с негласной нравственной санкцией рабочего народа в большинстве при против меньшинстве народа. Брест отрезал нас от источников экономического питания, от нефти, угля, хлеба, а ведь от этого-то прежде всего и гибнет наша революция.

Брест — это предательство всей окраинной и Украинской революции немецкому усмирению. Мы «передыхали» в голоде и холоде, внутренне разлагаясь, пока вырезались финские рабочие, запарывались белорусские и украинские крестьяне и удушались Литва и Латвия…

Своим циничным отношением к власти советов вы поставили себя в лагерь мятежников против Советской власти, единственных по силе в России, своими белогвардейскими разгонами съездов и советов и безнаказанным произволом назначенцев-большевиков. Власть советов — это. при всей своей хаотичности, большая и лучшая выборность, чем всякая Учредилка, Думы и земства. Власть советов — аппарат самоуправления трудовых масс, чутко отражающий их волю, настроения и нужды. И когда каждая фабрика, каждый завод и село имели право через перевыборы своего советского делегата влиять на работу государственного аппарата и защищать себя в общем и частном смысле, то это действительно было самоуправлением. Всякий произвол и насилие, всякие грехи, естественные при первых попытках массы управлять и управляться, легко излечимы, так как принцип не ограниченной никаким временем выборности и власти населения над своим избранником даст возможность исправить своего делегата радикально, заменив его честнейшим и лучшим, известным по всему селу и заводу. И когда трудовой народ колотит своего делегата за обман и воровство, так этому делегату и надо, хотя бы он был и большевик, и то, что в защиту таких негодяев вы посылаете на деревню артиллерию, руководствуясь буржуазным понятием об авторитете власти, доказывает, что вы шли не понимаете принципа власти трудящихся, или не признаете его. И когда мужик разгоняет или убивает насильников-назначенцев — это-то и есть красный террор, народная самозащита от нарушения их прав, от гнета и насилия. И если масса данного села или фабрики посылает правого социалиста, пусть посылает — это ее право, а наша беда, что мы не сумели заслужить ее доверия. Для того, чтобы Советская власть была барометрична, чутка и спаяна с народом, нужна беспредельная свобода выборов, игра стихий народных, и тогда то и родится творчество, новая жизнь, живое устроение и борьба. И только тогда массы будут чувствовать, что все происходящее — их дело, а не чужое. Что она сама творец своей судьбы, а не кто-то ее опекает и благотворит и адвокатит за нее, как в Учредилке и других парламентских учреждениях, и только тогда она будет способна к безграничному подвигу. Поэтому мы боролись с вами, когда вы выгоняли правых социалистов из советов и ЦИК. Советы не только боевые политико-экономические организации трудящихся, они и определенная платформа. Платформа уничтожения всех основ буржуазнокрепостнического строя, и если бы правые делегаты попытались его сохранить или защитить в советах, сама природа данной организации сломила бы их, или народ выбросил бы их сам, а не ваши чрезвычайки, как предателей их интересов.

Программа октябрьской революции, как она схематически наметилась в сознании грудящихся, жива в их душах до сих пор, и не масса изменяет себе, а ей изменяют…

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное