Возлюбленная террора

Арест Спиридоновой совпал с принятием ВЦИК «Положения о социалистическом землеустройстве и о мерах перехода к социалистическому земледелию», в котором вся земля объявлялась государственной собственностью и передавалась в непосредственное заведование народных комиссаров. По этому положению все виды единоличного землепользования признавались отживающими, а крупные совхозы и колхозы провозглашались наиболее перспективной (по сути говоря, единственно возможной) формой ведения хозяйства. Это постановление противоречило декрету о земле. Лозунг «Земля — крестьянам» при власти большевиков оказался фикцией. А ведь именно за него, за этот лозунг, по сути, и боролась Мария Спиридонова и за это снискала такую популярность среди крестьян.

Теперь ее снова ждал суд— уже третий по счету суд в ее жизни.

КРУГОМ ОДНИ ВРАГИ

Из письма Марии Спиридоновой Н. И. Ривкину:

…Если бы Вы знали, если бы Вы поняли только, какое преступление делают сейчас большевики, душа нас. Они убивают и держат в тюрьме единственную революционную и честную силу, авторитетную в глазах народа. Из партийной ревности, из партийного самолюбия, не умея справиться с горем и нуждой сами, они и другим не дают и лучше нанимают нечестных преступных людей, чем дают нам жить и работать на пользу, счастье и свободу нашего народа. Никогда я так не хотела быть свободной, как сейчас, никогда. Большевики, как слепые, гонят всю Россию в одну яму, откуда мы не выберемся.

Из письма Марии Спиридоновой в ЦК левых эсеров:

…У меня есть предчувствие, что большевики готовят какую-то особенную гадость. Убить меня — неловко, закатать намного — тоже стыдно, посадить в заразные бараки, вроде Бутырки и Таганки, — это значит тоже в неделю убить меня, и тогда из-за деклараций социалистического правительства вдруг явно для всех в огромную дыру выглянет нагло оскаленная рожа без маски Шейдемана — Клемансо — Ллойда. Кое-какие отрывки сведений, имеющихся у меня из сфер, заставляют меня предполагать что-нибудь особо иезуитское. Объявят, как Чаадаева, сумасшедшей, посадят в психиатрическую лечебницу и т. д., — вообще что-нибудь в этом роде.

Им нужно ударить морально, и они это изобретут. Или же, что невероятнее, устроят «случайный» выстрел, как в Жеблеенка летом здесь, в Кремле. Изобретательность и предприимчивость их проверены. Характерно, что с усиливающейся паникой в их кругах, с увеличением тирапомании, подозрительности и трусости, они морально падают все глубже и для спасения и подкрепления себя идут на все, что угодно, только не па настоящие средства, не на предпочтение настоящих путей спасения правительства, мыслящего себя революционным и социалистическим.

Помните, в 1858 году в Париже правительство буржуазии изобрело закон Эспинаса «О подозрительных». Было приказано очистить Париж от «подозрительных». Очистили. Тот же приказ был дан в провинцию. Было велено «открыть» заговоры не менее чем в 10 человек в каждом департаменте, замешать в него заявленных врагов империи и представить в распоряжение министра. Министр ссылал в Кайену и в другие страшные места. Без суда, без следствия, не давая кому-либо отчета. Искать защиты, апеллировать, протестовать — некуда было. Могила. Правительству Наполеона III надо было терроризировать, показать, что оно ни перед чем не остановится. Надо было переломить всякую мечту о праве, справедливости, правде, поразить умы наглым насилием над истиной, приучить к такому насилию и этим доказывать свою власть.

И сейчас делается правительством Ленина и К то же самое. Прямо буквально. Изобретались пачками заговоры правых эсеров и меньшевиков. Еще работая с большевиками, сколько раз со злобой спорила с ними, что все эти «заговоры»— вранье чрезвычайных истериков. А позднее, без нас. эти «заговоры» стали уже массовыми явлениями. Изобретались (уверена теперь) сознательно, не панически мерещились, а планомерно фабриковались. Лучшим подтверждением может быть новый «заговор левых эсеров».

Ведь даже из их изложения видно, что заговора нет.

Несчастные провокаторы, бесстыдные, потерявшие даже остатки совести. Гляжу сейчас на меньшевиков, как они, наголодавшись по работе, расправляют свои крылья, печатают адреса районных комитетов и проч, и проч., и думаю, скоро будет «открыт» их контрреволюционный «заговор», загремят они со всеми «районными» в Бутырки и Таганки.

К этому времени у Спиридоновой были уже все основания обвинять большевиков в сознательном изобретении мнимых заговоров против власти. Не в тридцатые годы началась эпоха тотальной подозрительности, а гораздо, гораздо раньше. Эта волна покатилась с восемнадцатого, росла, росла и к печально знаменитому тридцать восьмому превратилась в цунами. И пожалуй, одной из первых жертв этой волны была Фанни Каплан.

Упрек Спиридоновой в письме большевикам: «…неужели Вы, Владимир Ильич, с вашим огромным умом и личной безэгоистичностью и добротой, не могли догадаться не убивать Каплан…» Не не могли, а не хотели.