Вейган указал на самую мощную и маневренную группировку русских — Первую Конную. Будённого следовало сковать в боях, тем самым лишив наступающих основного преимущества. По его совету Литовскую, Галицкую и Луцкую группировки войск свели в один кулак и направили его в лоб Первой Конной. В итоге под городом Броды завязалось ожесточённое сражение.
В первые дни августа ход военных действий по-прежнему бодрил Москву. Поляки отступали. Даже осторожный Ленин в эти дни счёл возможным приоткрыть краешек глубоко продуманного плана: «Штыками прощупать, не созрела ли социалистическая революция пролетариата в Польше?» Сомнений вроде бы не оставалось: созрела.
30 июля в Белосток приехали из Москвы Ф. Дзержинский, Ю. Мархлевский, Ф. Кон, Э. Прухняк, И. Уншлихт. Они вошли в состав Временного революционного комитета Польши и рассчитывали через несколько дней оказаться в Варшаве.
1 августа Красная Армия освободила Брест-Литовск.
На следующий день Москва настолько уверовала в близкую победу, что на заседании Политбюро было постановлено переключить Юго-Западный фронт на Крым, на Врангеля. С добиванием поляков справится один Тухачевский.
Вечером 2 августа Сталин получил телеграмму Ленина:
«Только что провели в Политбюро разделение фронтов, чтобы Вы исключительно занялись Врангелем. В связи с восстанием на Кубани, а затем и в Сибири опасность Врангеля становится громадной… Я Вас прошу очень внимательно обсудить положение с Врангелем и дать Ваше заключение. С Главкомом я условился, что он даст Вам больше патронов, подкреплений и аэропланов».
Телеграмма показалась Сталину легкомысленной. Война — занятие серьёзное. Враг ещё не разбит, он по-прежнему опасен, словно раненый зверь.
По первым же впечатлениям Иосиф Виссарионович составил тревожное письмо в Центральный Комитет и, предостерегая от легкомыслия, требовал обратить внимание на состояние польского тыла.
Он писал:
«Ни одна армия в мире не может победить (речь идёт о длительной и прочной победе) без устойчивого тыла. Тыл для фронта — первое дело, ибо он, и только он, питает фронт не только всеми видами довольствия, но и людьми — бойцами, настроениями, идеями. Неустойчивый, а ещё более враждебный тыл обязательно превращает в неустойчивую и рыхлую массу самую лучшую, самую сплоченную армию. Тыл польских войск в этом отношении значительно отличается от тыла Колчака и Деникина к большой выгоде для Польши. В отличие от тыла Колчака и Деникина тыл польских войск является однородным и национально спаянным. Отсюда его единство и стойкость. Его преобладающее настроение — „чувство отчизны“ — передаётся по многочисленным нитям польскому фронту, создавая в частях национальную спайку и твёрдость. Отсюда стойкость польских войск».
Сталин предупреждал, что польский поход не будет «прогулкой», как бахвалились троцкисты из РВС.
«Вредно самодовольство тех, кто кричит о „марше на Варшаву“, тех, кто горделиво заявляет, что они могут помириться лишь на „красной советской Варшаве“».
Через несколько дней Иосиф Виссарионович набросал проект «Циркулярного письма ЦК РКП(б)». Он предложил рассмотреть его на заседании Политбюро, Москва, писал он, находится в плену недобросовестной информации командующего Западным фронтом и принимает безответственные решения «в сторону продолжения наступательной войны».
Сталин отчётливо сознавал, что на этот раз он возражает не только Троцкому, но и Ленину.
Телеграмма Ленина о разделении фронтов так подействовала на Сталина, что он с досадой стукнул по ней кулаком. В крайне раздраженном состоянии он принялся писать ответ.
После полуночи в Москву ушла сталинская шифровка:
«Вашу записку о разделении фронтов получил. Не следовало бы Политбюро заниматься пустяками. Я могу работать на фронте ещё максимум две недели, поищите заместителя. Обещаниям Главкома не верю ни на минуту, он своими обещаниями только подводит. Что касается настроения ЦК в пользу мира с Польшей, нельзя не заметить, что наша дипломатия иногда очень удачно срывает результаты наших военных успехов».
Раздражение Сталина, работающего на фронте, обеспокоило вождя. Он знал, что товарищ Коба никогда не жалуется на болезни, но в последние дни в Москве, готовя решение по Польше, он выглядел явно нездоровым.
Ответил Ленин деликатно:
«Не совсем понимаю, почему Вы недовольны разделением фронтов. Сообщите Ваши мотивы. Мне казалось, что это необходимо, раз опасность Врангеля возрастает. Насчёт заместителя сообщите Ваше мнение о кандидате. Также прошу сообщить, с какими обещаниями опаздывает Главком. Наша дипломатия подчинена ЦК и никогда не сорвёт наших успехов…»
Иосиф Виссарионович понимал, что Ленин говорит с чужого голоса. Что у него там за военные советники? Гнать надо таких советников!
В Москве не хотели слышать, что сопротивление поляков возрастает, а силы Красной Армии исчерпаны.