Возмездие

Секретно: в Зубалове, где устроили дачи Вам, Каменеву и Дзержинскому, а рядом строят мне к осени, надо добиться починки желдорветки к осени и полной регулярности движения автодрезин. Тогда возможно быстрое и конспиративное и дешёвое сношение круглый год. Напишите и проверьте. Также рядом совхоз поставить на ноги…»

Спрашивается, почему какими-то дачами должен заниматься нарком по делам национальностей? Он же не завхоз!

Сказывалась установившаяся привычка: что ни поручи — сделает.

Советская власть, как и всякая другая, оказывалась чрезвычайно падкой на комфорт. Недавние эмигранты, набившиеся в начальственные кабинеты, получили возможность пожить и для себя. Этому помогала система пайков, установленная Свердловым. На каждой ступеньке руководящей вертикали полагались привилегии за государственный счёт.

На даче в Зубалово Ленин так и не появился. Он приглядел имение Рейнбота в Горках и приказал капитально его отремонтировать.

Троцкий облюбовал поместье князей Юсуповых в Архангельском.

Каменев, помимо дач, занимал в Москве два особняка: один на 20 комнат, другой — на 15.

За вождями тянулась шушера помельче. Причём устраивались многочисленные родственники, любовницы, родственники любовниц.

Для тех, кому особняки были не по чину, для жилья получили лучшие московские отели. Само собой, на первом месте считался Кремль с его двумя корпусами: Кавалерским и Офицерским. Затем шёл «Националь», называемый «Первым домом Советов», и «Метрополь» — «Второй дом Советов». Обе эти гостиницы быстро превратились в неопрятные зловонные общежития.

В каждом «Доме Советов» — свои пайки и свои кухни. Охрана бдительно следила, чтобы сюда не проникали люди с улицы.

Обитатели «Второго дома» испытывали лютую зависть к тем, кому выпало жить в «Первом». Озлобленной местечковой крикливостью отличались три семьи Э. Склянского, занимавшие апартаменты на трёх разных этажах. Сам Склянский с очередной женой жил в особняке и к прежним семьям не заглядывал.

В заботах об удобствах новой номенклатуры работала «Комиссия по кремлёвским привилегиям». Был образован специальный валютный фонд «для лечения товарищей за границей». В Кремле разрастался гараж служебных лимузинов. Существовали чёткие инструкции, кому из вождей полагались для поездок по стране отдельные вагоны или отдельные поезда.

Искренне полагая, что их жизнь принадлежит партии и народу, руководители республики Советов бережно сохраняли этот ценнейший капитал.

* * *

…Иосиф Виссарионович с трудом воспринимал развитие событий: появление испуганной Нади, хлопоты врачей, переезд в Солдатенковскую больницу. Ленин сам позвонил профессору Розанову, выдающемуся клиницисту. Диагноз был отвратительный: срочно требовалась широкая резекция слепой кишки. К этому прибавился ещё аппендицит.

Своему питанию Иосиф Виссарионович никогда не уделял серьёзного внимания. Сказывалось тяжёлое голодное детство, беспробудное пьянство дебошира отца и грошовые заработки терпеливой матери, ходившей мыть полы в богатых домах.

Операцию Иосиф Виссарионович перенёс тяжело. Улучшение наступило только на пятый день.

На плечи Нади, молоденькой жены, свалились постоянные заботы. Она отдавалась им с трогательным самозабвением. Её вдохновляло сознание своей необходимости этому немолодому суровому человеку, которому она вверила свою судьбу.

К началу IX партконференции Иосиф Виссарионович всё ещё находился в больнице. К тому времени в партийных и военных кругах разгорелся ожесточённый спор о виновниках поражения под Варшавой. Сталин обратился к президиуму конференции с письмом.

«Заявление т. Троцкого о том, что я в розовом свете изображал состояние наших фронтов, не соответствует действительности. Я был, кажется, единственный член ЦК, который высмеивал ходячий лозунг о „марше на Варшаву“ и открыто в печати предостерегал товарищей от увлечения успехами, от недооценки польских сил. Достаточно прочесть мои статьи в „Правде“».

Далее он написал, что Реввоенсовет и командование Западного фронта зачем-то объявили на весь мир о взятии Варшавы.

Сталин во всеуслышание объявил виновниками сокрушительного поражения не только Троцкого с Тухачевским, но и Ленина.

Вождь, надо отдать ему должное, нашёл в себе силы признать свою ошибку. Правда, сделал он это с одной присущей ему оговоркой. Выступая на конференции, он сказал:

— Мы встретили большой национальный подъём мелких буржуазных элементов, которые по мере приближения к Варшаве приходили в ужас за своё национальное существование. Нам не удалось прощупать действительного настроения пролетарских масс и в батрачестве и в рядах промышленного пролетариата Польши.

С тех пор в отношениях Ленина со Сталиным — это бросалось в глаза всем — проскочила огромная чёрная кошка.