Возмездие

От белогвардейцев и белочехов советская власть с трудом, но отбивалась. Но как спастись от голода?

Хлеб, и обильный хлеб, имелся лишь на юге. Требовалось забрать его любой ценой и баржами по Волге отправлять на Север, в промышленные центры. В этом было единственное спасение. В ЦИК и Совнарком приняли постановление послать в Царицын решительного человека с неограниченными полномочиями. Выбор пал на И. В. Сталина.

Так в конце мая Иосиф Виссарионович получил партийное и государственное поручение, не имеющее ничего общего с национальными вопросами.

«Общий руководитель продовольственного дела на юге России» — так назывался его новый пост. Он наделялся чрезвычайными полномочиями. В его мандате указывалось: «Все местные власти обязываются исполнять распоряжения тов. Сталина». Настоящий диктатор с ответственностью лишь перед Москвой!

Перед отъездом состоялась встреча с Лениным. Разговор носил сугубо деловой характер.

Вблизи Ленин выглядел неважно. Гнусное поведение Троцкого в Бресте, отчаянная борьба за сохранение советской власти свели насмарку все итоги отдыха в Финляндии. Ленин работал из последних сил. Он чаще обычного сжимал ладонями виски. Лицо его при этом искажалось мучительной гримасой.

— Хлеб, — сказал Ленин, — по всей видимости, имеется и в центральных губерниях — в Поволжье, в Тамбове. Деревня гонит самогон. Хочешь, не хочешь, а придётся посылать туда продовольственные отряды из мобилизованных рабочих.

«Это война, — подумал Сталин. — Встретят кольями и вилами».

— Надо бы вооружить, — высказал он предложение.

— Само собой!

Декретом Совнаркома в Республике Советов вводилась продовольственная диктатура. У крестьян насильственно забирались все излишки продовольствия. На целый год на едока оставлялось 12 пудов зерна и один пуд крупы. Деревня переводилась на голодный городской паёк и сажалась на лебеду и подножный корм.

Русскому крестьянству на многие годы была уготована традиционная обязанность содержать страну. В окопах на войне русский мужик обязывался умереть, в своей деревне в мирное время он был обязан работать до смерти. Исполнения этого Долга от него требовали все власти без исключения.

Ленин оказался прав, говоря о саботаже. В Царицыне простаивало более 700 вагонов с зерном. В городе процветала спекуляция, воровство, пьянство. «Не чувствуется железной руки советской власти!» — сообщал Сталин в первых донесениях в Москву. Пришлось срочно вводить хлебные карточки, устанавливать твёрдые цены. Царицын был переведён на осадное положение.

Во главе царицынской администрации подвизался какой-то ухарь Осип Летний. Он возглавлял настоящую банду вконец обнаглевших грабителей (здесь, кстати, наблюдалось то же самое засилье, что и в Смольном, и в Кремле). Осип Летний был расстрелян. С него началось «изгнание гадин».

Местным чекистам удалось арестовать двух загадочных незнакомцев. Говорили они с сильным акцентом. Однако на руках у них имелись мандаты, подписанные Троцким. Эти документы охраняли их от обысков и ареста. Арестованные оказались иностранцами: Жермен и Сабуро. В Царицыне они занимались разведывательной деятельностью.

Иосиф Виссарионович с возмущением телеграфировал в Москву:

«Если Троцкий будет, не задумываясь, раздавать направо и налево свои мандаты, то можно с уверенностью сказать, что через месяц у нас всё развалится на Северном Кавказе и этот край потеряем окончательно».

Первые решительные меры продовольственного комиссара встретили неприязненное отношение в штабе Северо-Кавказского военного округа. Генерал Носович, военный спец, назначенец Троцкого, открыто игнорировал сталинские распоряжения. Он наотрез отказался признать его мандат.

— У нас, простите великодушно, организация военная. Армия! У меня имеется своё начальство.

Он намекал на Троцкого.

Иосиф Виссарионович в беседе с Лениным военных вопросов не затрагивал. Но свои чрезвычайные полномочия распространял и на военных. Генерал Носович по любому поводу жаловался в полевой штаб. Оттуда летели указания председателя Реввоенсовета. Троцкий, сталкиваясь с крутой волей Сталина, реагировал капризно, нервно, истерично. В его глазах полномочный комиссар оставался «человеком из четвёртого десятка». Он отказывался признавать его равным себе, а следовательно, и его самостоятельность. Он требовал неукоснительного подчинения.

Отношения складывались невыносимые.

В аппаратной прямой связи с Москвой Сталин диктовал телеграфисту:

«Хлеба на юге много, но чтобы его взять, нужно иметь налаженный аппарат, не встречавший препятствий со стороны эшелонов, командармов и пр. Более того, необходимо, чтобы военные помогали продовольственникам. Вопрос продовольственный естественно переплетается с вопросом военным. Для пользы дела мне необходимы военные полномочия. Я уже писал об этом, но ответа не получил. Очень хорошо. В таком случае я буду сам, без формальностей, свергать тех командармов и комиссаров, которые губят дело. Так мне подсказывают интересы дела и, конечно, отсутствие бумажки от Троцкого меня не остановит».