Возмездие

— За правду — правду, — мягко ответил Философов. — Главная беда ваших изданий, Андрей Павлович, не в этом. Вы сами хорошо сказали — холостые выстрелы. То есть выстрелы без пуль. И даже — без мелкой дроби. В ваших изданиях отсутствует конкретность призыва, нет точной цели. Вы обещаете какое-то идеальное общество в идеальной России и молчите о том, что для России сейчас путь к светлым идеалам лежит через кровь и грязь, через борьбу не на жизнь, а на смерть. А вы между тем едете к Савинкову — к идеальному человеку дела. Борис Викторович, как никто из современных политических деятелей, стоит обеими ногами на земле и не терпит абстракции. В суждениях же он очень резок, к этому вам нужно приготовиться. Может быть, даже лучше вам не везти в Париж эти издания, — сочувственно сказал Философов. — Советую вам, старайтесь отвечать Борису Викторовичу немногословно. И внимательно слушайте его — ведь он остался один такой на этом берегу нашей борьбы за будущее России, об этом следует помнить, общаясь с ним.

— По правде сказать, я этой встречи побаиваюсь.

— Ну что ж, я вас понимаю…

Польский паспорт и французская въездная виза были получены удивительно быстро — очевидно, об этом позаботилась польская разведка. И когда Федоров тревожно засыпал в темном купе мчавшегося на запад поезда, обгоняя его, по проводам летели слова Философова, и их слушал в Париже Борис Савинков:

— Он производит впечатление глубоко интеллигентного и искреннего человека. А представляемое им… назовем, собрание выглядит вполне реально, хотя и парадоксально беспомощно. Передо мной сейчас лежит куча привезенных им изданий. Детский лепет. Я посоветовал ему не везти их в Париж.

— Вы ему доверяете? — уже второй раз спрашивает Савинков.

И второй раз Философов уклоняется от прямого ответа и снова говорит об интеллигентности Федорова, о его безусловном уме и образованности. И даже о том, что Федоров очень привлекателен внешне.

— Спасибо, Дмитрий Владимирович, и на этом, — сердито произносит Савинков и вешает трубку. Он возвращается к столу, за которым сидят Александр Аркадьевич Деренталь и Люба. Они в этот вечер гуляли по весеннему Парижу и зашли к Савинкову выпить на ночь сухого вина.

— Он в пути. Едет из Варшавы сюда, — торжественно объявил Савинков.

— Ой, как интересно! — тихо воскликнула Люба, округлив свои красивые черные глаза.

Деренталь взглянул на нее с насмешливой улыбкой и обратился к Савинкову:

— Он везет нам в чемодане Россию?

— Завяжите, ради бога, мешок с глупостью, — обрезал его Савинков, и это больше ответ за насмешку над Любой. — С этим типом, что едет к нам, я разберусь сам, я перетрясу его сверху донизу, и он предстанет передо мной голенький — не таких видали. Но, судя по всему, эта организация «ЛД» действительно существует. Больше того, если нам не удастся воспользоваться ее возможностями, мы можем оказаться банкротами.

— Это очень опасно, — заметил Деренталь.

— Еще бы! — воскликнул Савинков. — Мы можем оказаться посмешищем перед всем миром.

— Вы не поняли меня. Я считаю опасным ваше мнение, апропо, что «ЛД» существует, — это может ослабить вашу бдительность.

— Не беспокойтесь. И не вам учить меня бдительности. Я хочу от вас другого. Эта «ЛД» начисто отметает всякую опору на иностранные круги. Как в связи с этим держаться нам?

— А мы разве обязаны перед ними отчитываться?

— Они, Александр Аркадьевич, живут не на луне, а в России. И если хотите, эта их позиция в отношении иностранной помощи самое убедительное доказательство достоверности организации, ибо только чистоплюи из среды русской интеллигенции могут дойти до такого абсурда — заведомо отказаться от какой бы то ни было иностранной помощи.

— Если их испуг вызван опытом прошлого, — очень серьезно советует Деренталь, — можно говорить об изменившейся обстановке и о совершенно других целях, стоящих теперь перед нами. Цели у нас и у этой «ЛД» вполне соединимые. А раньше… Можно сказать, что тогда иностранные державы хотели попросту оккупировать Россию и этой ценой ликвидировать большевиков. Мы, мол, в запале борьбы пошли на это, но никогда не собирались мириться с оккупацией. Теперь же иностранная интервенция вообще невозможна — Советская Россия дипломатически признана многими государствами мира. Но ненависть к большевикам не только осталась, но и возросла, и Запад готов пожертвовать огромные суммы на свержение большевиков, причем без всяких предварительных условий и требований. Так почему нам нужно отказаться?..

— Да, да… На этой струнке поиграть можно, — согласился Савинков и спросил: — А если они потребуют доказательств, что мы принимаем сейчас помощь без предварительных условий?

— Я могу состряпать убедительный документ…

— Только чтобы не случилось как в Польше с опровержением советской ноты.

Деренталь хотел сначала промолчать, но не выдержал — огрызнулся:

— Надо быть объективным, Борис Викторович, мои ошибки — только бледная тень ваших.