Возмездие

—        Вот сейчас и разогреемся, — усмехнулся Александр, доставая диктофон и включая стоящий в углу кабинета видеомагнитофон.

Варфоломеев вперился в экран. Александр тем временем внимательно его разглядывал. Узкое лицо, высокие скулы, темные глаза, удлиненный нос с горбинкой. Красивое, породистое лицо. Но назвать это лицо женским, даже с учетом накрашенных губ и ресниц, было весьма трудно. Впрочем, если темные очки и капюшон... Варфоломеев нервно теребил сумку. Крупные, жилистые руки с выпирающими венами, широкие, чуть искривленные в суставах пальцы с длинными, в ярком лаке, ногтями. А уж руки тем паче на

женские не тянут. Консьержка Серова говорила, что неизвестная женщина в черной куртке с капюшоном сутулилась, а у танцовщика гордая прямая осанка с высоко поднятой головой. Тем не менее, тем не менее...

На пленке между тем завершилась театрализованная оргия, зал рукоплескал. Спустя несколько мгновений танцовщики высыпали в зал. За столиком Новгородского расположился Валентин Варфоломеев. Минуту спустя он уже сидел на коленях депутата. Турецкий щелкнул пультом, остановил кадр.

—        С этого места начнем поподробнее. Вам знаком этот мужчина?

—        Который из них?

—        Тот, у которого вы сидите на коленях.

—        Это Жорж.

—        А полностью? Полное имя, отчество, фамилия?

—        Я знал его под этим именем.

—        Почему — знал? — тут же вцепился Турецкий.

—        Потому что... Он к нам давно не приходил.

—        Как давно?

—        Месяца полтора... Наши говорят, что его убили...

—        Кто это — ваши?

—        Ну, балетные.

—        Вас с этим Жоржем связывали какие-нибудь отношения?

—        Ну какие отношения, господи? Трахались иногда, вот и все отношения.

—        И где это происходило?

—        Он приходил в клуб «Чайковский», где мы обычно выступаем. Там есть кабинеты. Там все и происходило.

—        Часто он там бывал?

—        Где-то раз в неделю. Иногда чаще.

—        И всегда выбирал вас?

—        Почему — всегда? Кого хотел, того и выбирал. Мы же для них как проститутки.

—        То есть вас заставляли с ним спать?

—        Ну что значит «заставляли»? Никто никого не заставлял. Все совершеннолетние. Только если клиенту откажешь, вылетишь из труппы на следующий же день. Это всем известно.

—        То есть руководитель труппы все-таки принуждал вас к...

—        Траханью? Напрямую — нет. Но я же говорю: не переспишь — вылетишь. А у меня руки больные, я в нормальной труппе работать не могу. Мне ни одной балерины не поднять. У меня полиартрит.

—        Вы встречались с Жоржем только в стенах клуба? Он никуда вас не приглашал?

—        Нет. Мы вообще с ним пару раз только... Потом он на Андрея Маслова переключился, честное слово!

«Что это ты так нервничаешь, дружок?» — Александр видел, что сквозь слой пудры на лице танцовщика проступают алые пятна.

—        Вас это огорчило?

—        Как вам сказать... Он, конечно, не супермужчина, от него головы не потеряешь... Но не жаден. Деньги давал. На лекарства в том числе.

Турецкий поменял кассету, включил ее. Замелькали кадры. Александр остановил пленку. Рядом с Новгородским за столиком сидел светловолосый молодой человек.

—        Вот! Это Андрей! — вскричал Варфоломеев. — Он и был пассией Жоржа, пока не пропал.

—        Пропал? Куда и когда?

—        Где-то в начале октября. Вечером возвращался домой после спектакля и до дома не дошел.

—        И что же? До сих пор о нем ничего не известно?

—        Нет.

—        Заявление в милицию подавали?

—        А кто будет подавать? Он из Коврова родом. У него там из родственников одна тетка. Кому он нужен-то?

—        Как же так? Ваш товарищ по сцене пропал и никому нет дела? А ваш худрук? Он-то куда смотрит?

—        Он смотрит, чтобы клиенты были довольны! Чтобы никаких скандалов, чтобы тишь и гладь...

—        Что ж, придется его огорчить. Поскольку скандала, видимо, не избежать. А что вы делали седьмого ноября, Валентин Антонович?

—        Седьмого ноября? — молодой человек задумался. — Я не помню.

—        Постарайтесь вспомнить, — улыбнулся Александр. — Это праздничный день. Вы, наверное, участвовали в каком-нибудь спектакле?

—        Нет, седьмого у нас спектакля не было. Это был свободный день.

—        И где же вы его провели? С кем?

Варфоломеев молчал.

—        Я жду, Валентин Антонович. Это всего-то полтора месяца тому назад. Седьмое ноября, праздничный день, — повторил Александр. — Неужели у вас такая короткая память?

—        Нет, память у меня нормальная, но что именно я делал седьмого ноября... Ах, вспомнил! Дома был, отдыхал. Читал книжку. — Он все теребил пальцами сумку.

—        Замечательное занятие. Какую книжку читали?

—        Артуро Перес-Реверте. «Кожа для барабана».

—        Отличная книга! — одобрил Турецкий. — Весь день читали? И никуда не отлучались?

—        Не помню. Кажется, никуда.

—        И кто может подтвердить, что в этот день вы были дома?

—        Кто? Мама может.

—        Мама, конечно, может, в этом я не сомневаюсь, — вздохнул Турецкий. — Мамы чего только не подтвердят, чего только не подтвердят...