Возмездие

    И тут же почти в упор ударили пулеметы… Юрченко упал, обливаясь кровью… Остальные тоже рухнули в снег, кто раненый, кто убитый, а кто живой — пока что не разобрать.

    Пулеметы били — не поднять головы. Но Горшков все-таки полз от березы к березе… Последний рывок, бросок гранаты — и один пулемет замолк. Второй пулемет уняли огнем автоматов.

    Горшков осторожно поднялся. Его примеру последовали еще четыре человека. Остальные лежали белыми сугробами на белом снегу.

    Горшков появился во временном лагере усталый и злой, испачканный кровью.

    Млынский крикнул:

    — Ирина!

    Она тотчас же появилась.

    — Ранены? — спросила Ирина Петровна.

    — Нет. Я укушенный. Может, бешеный!.. Гады! Жабы проклятые!

    — Успокойтесь! — сказала Ирина Петровна. — Не машите руками, дайте перевязать.

    — Ты понял, Горшков, что они делают? — спросил майор.

    — Понял… Они нам делают спектакль, а мы за него платим жизнью…

    — Правильно, Леня. Мы видим только то, что они нам хотят показать. Надо уходить, чтобы вернуться другим путем…

    В антикварном магазине «Стессель и сын» перед самым закрытием было пустынно. Грустно смотрели глазами-пуговицами чучела медведя и волка, и муляж доисторического ящера выглядел еще нелепей, чем раньше…

    Хозяин, собиравшийся закрывать магазин, распахнул услужливо двери.

    — Пожалуйста, господин обер-лейтенант…

    За прилавком с иконами не было никого.

    Цвюнше замедлил шаг в нерешительности, но хозяин крикнул:

    — Захар!

    И тот появился из служебной двери. Увидев Цвюнше, Захар напрягся, однако сумел изобразить угодливую улыбку.

    — Прошу прощения, господин офицер!.. Я ждал… Я думал, вы уже не придете… Вот… — Он достал из-под прилавка небольшую иконку. — Очень древняя, и не очень дорого. Богоматерь. Мадонна, как вы просили… Четыреста марок.

    Цвюнше взял иконку, повернул ее к слабому вечернему свету.

    — Уже поздно, — сказал он Захару. — И мне трудно ее разглядеть… Во сколько можно прийти за ней завтра?

    — Можете не сомневаться, икона первосортная. Приходите, когда вам угодно. Мы открываем в девять. Только будьте любезны задаточек, то есть авансик, значит…

    Цвюнше отсчитывал деньги.

    — Сто двадцать пять марок. Довольно?

    — Премного благодарен. Данке шён. Ауфвидерзейн…

    Вечером офицеры оперативного отдела штаба фон Хорна сдавали бумаги и секретные карты подполковнику, который прятал их в сейф. Один из офицеров, собирая бумаги со своего стола, тихо сказал соседу:

    — Все. Финита. «Бисмарк» закончен. Это был четвертый план крупной операции, в разработке которой я принимал участие. Интересно, какая участь его ожидает?..

    — Подумай лучше, что ожидает тебя, если будешь много болтать, — так же тихо сказал в ответ собеседник офицера.

    Подполковник запер сейф, опечатал, а когда все вышли из помещения, опрыскал сейф из специального баллончика составом, который, высыхая, становился прозрачным, невидимым…

    Опечатали двери в оперативный отдел. Ключи сдали дежурному помощнику коменданта Цвюнше. Он повесил их на доску с номерами. Потом эту доску закрыли и опечатали тоже. Солдат в проходной тщательно проверил пропуска уходящих офицеров…

    Вечером того же дня Захар у отца Павла встретился с Костей.

    — Дело несложное, — говорил Захар. — Сегодня ночью хотя бы ненадолго надо оставить без. света штаб фон Хорна…

    — Ого! — сказал Костя. — Взорвать подстанцию?

    Отец Павел тяжко вздохнул.

    — Правильно, Павел Иванович, — сказал Захар. — Взрывать ничего не надо…

    Отец Павел поднялся.

    — Я скоро вернусь. Подышу воздухом, а пока запру вас снаружи от греха…

    — Хорошо, — согласился Захар и, когда отец Павел вышел из комнаты, продолжал: — Должна быть случайность, Костя. Авария, ясно?

    — Ага…

    — Ты столб со щитом на углу Красноармейской и Гоголя знаешь?

    — Собачьи ворота?

    — Почему?

    — В детстве так называли столб с косой перекладиной. Под ней проходить нельзя… плохая примета…

    — Понятно… Возьми напарника…

    — Может, Алика? — спросил Костя. — Он хромает еще немного, а в общем здоров и просится в дело.

    — Объяснять ему, что для чего, не надо.

    — Ясно.

    Ночью в штабе фон Хорна было спокойно. Часовые у входа, часовые на лестничной площадке каждого этажа…

    В комнате дежурного помощника коменданта сидел Цвюнше, упершись ногой в стол и раскачиваясь на стуле; смотрел на круглые настенные часы, которые показывали пять минут первого…

    Тяжелый крытый грузовик, стоявший среди других таких же, замерз, и стартер не срабатывал, только выл в ночной тишине.

    — Черт бы взял!.. — ругался Костя. — Хваленая немецкая техника.

    — Может, другую? — предложил Алик, опасливо поглядывая в сторону здания школы, темневшего неподалеку.

    — То же самое будет. На! Ручкой иди крути! — протянул Костя длинную заводную ручку, которую вытащил из-под сиденья.

    Цвюнше сидел в той же позе и смотрел на часы: было уже четверть первого…

    Мотор наконец завелся. Костя сразу дал прогазовку. На шум из школы выскочил немец. Крикнул что-то… Но Костя уже включил передачу. Алик едва успел отскочить от бампера, так резко машина рванула с места. Алик уцепился за дверку, вскочил на подножку.

    — Ты чуть меня не убил, зараза!..

    — Так не убил же! — весело улыбнулся Костя. — Ну держись!