Возмездие

    — Товарищ Сталин, — сказал Кондаков, — мы принимаем меры по усилению разведки на территории Германии, в Польше и Чехословакии. Как базу в тылу противника для заброски дальше, вглубь агентуры мы намерены использовать отряд полковника Млынского…

    — Зачем ограничивать возможности Млынского? — прервал его Сталин. — Вы полностью переключите его отряд на разработку этой проблемы с подчинением непосредственно Генштабу.

    — Это после выполнения задания фронта? — спросил Ермолаев. — Простите, товарищ Сталин, я вам докладывал…

    — Конечно, — согласился Сталин и обратился к Млынскому: — Помогите генералу Ермолаеву, товарищ Млынский, выполнить задание фронта, очень важное для нашей победы. А после капитально займитесь «оружием возмездия». — И, с улыбкой взглянув на генералов, добавил, возвращаясь к столу: — Думаю, что он образцово справится с этим, если укрепить его отряд необходимыми кадрами.

    — Мы на днях высылаем ему заместителей по строевой и политической части, — сказал Ермолаев.

    — Хорошо.

    Млынский осмелел:

    — У меня есть просьба, товарищ Сталин.

    — Слушаю. — Сталин нахмурился.

    — Я прошу вернуть в отряд моего комиссара, Гасана Алиева.

    — Азербайджанец?

    — Так точно!

    — В Баку я знал одного Алиева… Хороший рабочий… А кто забрал у вас комиссара?

    — Он был ранен, а сейчас не может пройти медкомиссию…

    — Врачи не очень покладистый народ, — развел Сталин руками. — Но если это надо для дела, мы постараемся убедить их пойти нам навстречу.

    — Спасибо, товарищ Сталин, — вздохнул с облегчением Млынский.

    «Эмка» поднялась от Яузы мимо Главного госпиталя Красной Армии, у желтой стены которого грелись на весеннем солнышке раненые. Млынский вглядывался в лица, словно искал среди них кого-то. Потом некоторое время машина ехала за трамваем и ждала иа остановке, как раз напротив проходной завода, пока из переполненного трамвая не выйдут рабочие, почти сплошь подростки и женщины.

    Пожилой шофер-красноармеец вздохнул.

    — Совсем еще пацаны… Сынишка мой тоже вот…

    Около трехэтажного кирпичного здания, на котором висела вывеска районного детского дома, «эмка» остановилась.

    Мальчишки во дворе играли в футбол. Они заметили полковника, который стоял у ворот с тяжелым вещевым мешком в руке… Игру прекратили, медленно подошли и, окружив Млынского, смотрели на него серьезно и пристально. Одеты они были одинаково в серое, выделялись круглые стриженые головы и торчащие уши… Поражали глаза детей: внимательные, широко раскрытые и в то же время недоверчивые, грустные, но с глубоко затаенной надеждой…

    Девятилетний большеголовый мальчишка с мячом сказал:

    — Товарищ майор… то есть, это… товарищ полковник… Дядя Вань, вы к кому?

    — Мишутка? — Млынский с трудом узнал его. Он опустил мешок и, присев, прижал мальчишку к груди. — Да к тебе я, к тебе…

    Мишутка едва сдерживался, чтоб не заплакать…

    — Я знал, что ко мне… Я хотел, чтоб вы сами сказали.

    — Как ты вырос, и не узнать… — Млынский вытер украдкой слезу. Улыбнулся. — Я скучал по тебе.

    — Правда? И я скучал. Так скучал!.. Тетя Зина была у меня, ты знаешь?

    — Знаю, Миша.

    — Она еще обещала скоро приехать…

    Млынский сказал, протянув мешок:

    — У меня тут подарки…

    За рукав его дернул худенький мальчик.

    — Дядя, а война скоро кончится?

    — Скоро, сыпок, скоро кончится.

    Занге, в форме лейтенанта Красной Армии, в фуражке со звездочкой, ехал по лесу на лошади. Его под видом партизан сопровождали Алик и трое телохранителей. Все были хорошо вооружены.

    — Стой! — раздался голос из зарослей. — Кто такие?

    — Из отряда «За Родину», — ответил Занге, — по вызову Млынского.

    На тропинку вышел Сашка Полищук.

    Алик подъехал ближе.

    — Узнаете меня, товарищ Полищук?

    — Узнаю.

    Совещание командиров партизанских отрядов проходило прямо в лесу, под высокими соснами, подпиравшими небосвод. На скамейках, стоявших в несколько рядов, сидело десятка два человек, а перед ними за столом, сколоченным из неструганых досок и накрытым красным полотном, — президиум собрания: Семиренко, Млынский, Алиев и еще один партизан, с ухоженными черными усами.

    — …И после освобождения, — заканчивал выступать Семиренко, — мы по возможности сохраним отряды, чтобы организованно восстанавливать наше пострадавшее хозяйство…

    Семиренко умолк, и все, обернувшись, посмотрели на вошедшего Занге. Тот остановился, как будто бы даже растерявшись, но тут же собрался и доложил, приложив руку к фуражке:

    — Заместитель командира отряда «За Родину» лейтенант Григорьев.

    — Садитесь, лейтенант, — сказал ему Млынский. — Вы опоздали немного…

    — Прошу прощения, — сказал Занге.

    — Ничего.

    Занге сел на край скамейки в самом последнем ряду.

    Семиренко продолжал:

    — Думаю, что отдельные партизанские части станут основным ядром новых и рабочих и колхозных коллективов. Но это в будущем, хотя и в ближайшем… О наших задачах на сегодняшний день расскажет полковник Млынский, только что вернувшийся из Москвы… — Он хотел еще что-то добавить, но, встретившись взглядом с Млынским, замолчал.

    Поднялся Млынский.

    — Товарищи! Сегодня, как никогда, требуется четкость и согласованность наших действий не только между собой, но и с командованием фронта…

    Занге внимательно слушал.