Возмездие

    — Накануне большого наступления наших войск партизаны должны быть в постоянной готовности. По первому сигналу мы обрушим всю свою мощь на заранее намеченные объекты. Для проверки этой готовности и определения конкретных задач мы поедем во все отряды без исключения. — Млынский окинул взглядом сидящих командиров, мельком посмотрев и на Занге. — Так что прошу подготовить к нашему приезду заявки и вопросы, требующие первоочередного решения: обеспечение боеприпасами, специалистами-подрывниками, оружием, медикаментами и так далее…

    Полищук, вернувшийся на заставу, прикуривая у Алика, спросил:

    — Что это дружка твоего не видно?

    — Костя в городе. Он подпольщик. А вот девушка с нами была тогда, Маша, она домой не вернулась…

    — Маша у нас, помогает врачу вместо Зины, убитой…

    — Понятно… Передайте привет от Алика, если увидите…

    — От Алика? Передам.

    Совещание закончилось. Млынский подошел к Занге, который скромно держался в стороне от командиров.

    — Товарищ Григорьев, почему не прибыл Высокий? Случилось что-нибудь?

    — Нет, товарищ полковник. Командир приболел немного, и потом мы не знали, что будет такой представительный форум.

    — Ну ничего. Завтра сами будем у вас. Если нет возражений, конечно.

    — Нет, что вы!..

    Некоторое время они постояли молча, глядя друг на друга, потом Занге спросил, козырнув:

    — Разрешите идти, товарищ полковник?

    — А вы не останетесь с нами обедать?

    — Благодарю за честь, но я спешу предупредить о вашем приезде.

    — Не могу вас задерживать.

    Занге четко повернулся и зашагал не оглядываясь.

    Млынский, сощурясь, смотрел ему вслед.

    В этот тихий весенний вечер у сторожки на колоде сидел лейтенант Горшков с новеньким орденом Ленина на гимнастерке и наигрывал на гитаре что-то грустное.

    Ерофеев, раздувавший самовар, ворчал:

    — Ну чего жилы тянешь?.. Чего?..

    Горшков сыграл ему «У самовара я и моя Маша».

    — Балаболка, — сказал Ерофеев.

    У раскрытого окна сидели Млынский, Хват и Алией. И гитара Горшкова и его ленивая перебранка с Ерофеевым: «Ну, тебе не угодишь, батя…» — были хорошо слышны в сторожке.

    Алиев спросил у Млынского:

    — Почему ты не хочешь, чтобы мы ехали вместе?

    — В этом нет необходимости, Г асан, — ответил Млынский.

    — Да что же я — там отлеживался, а теперь тут отсиживаюсь?..

    — Не горячись, — остановил его Млынский. — Войны еще хватит на всех. Со мной поедут Горшков, Полищук…

    — И я, — сказал вошедший с самоваром Ерофеев.

    — Стар ты, Ерофеич, для таких путешествий, — возразил ему Хват.

    Ерофеев ответил спокойно:

    — Старый конь борозды не портит, — и вышел.

    — А пожалуй, верно, — согласился неожиданно Млынский.

    Ночь была лунной, серебрилась листва на кустах, и на земле лежали тени от деревьев. Часовые, узнавая Ирину Петровну, опускали поднятые было винтовки. Откуда-то из землянки доносились украинские песни — пели хором бойцы…

    Она вошла в сторожку, когда Млынский брился перед маленьким зеркальцем. С намыленной щекой и бритвой в руке он растерянно смотрел на Ирину Петровну. Она стояла в шинели, накинутой поверх платьица. Оба смутились.

    — Разрешите, товарищ полковник? — спросила она и сама разозлилась на свою официальность. — Я не вовремя…

    — Пожалуйста, проходите. — Млынский встал, стирая мыло со щеки полотенцем. — Я позже сам хотел к вам зайти попрощаться…

    — Иван Петрович, — сказала она, но в это время в сторожку вошел Ерофеев, и она замолчала. Ерофеев, приставив два автомата к стене, сказал, как всегда, ворчливо:

    — Вот, почистил, — и добавил, не удержавшись: — Вы добрились бы сейчас, а то двадцать раз воду греть…

    — Ладно. — Млынский кивнул. — Иди, Ерофеич.

    Ерофеев вышел, прихватив свою шинель.

    Млынский потрогал щеку.

    — Я, пожалуй, правда, добреюсь. А то ерунда какая-то: одна щека гладкая…

    — Брейтесь, — сказала Ирина Петровна и отошла к окну, которое снаружи было закрыто ставнями; и, не поворачиваясь, тихо сказала::— Я люблю вас, Иван Петрович.

    Млынский едва не порезался… Он отложил бритву и снова стер пену с небритой щеки.

    — Вы молчите, я лучше уйду, — сказала Ирина Петровна и, повернувшись, направилась к двери.

    — Подожди, — сказал Млынский.

    Она остановилась в дверях и молча смотрела на Ивана Петровича.

    — Подожди, Ирина… — Он подошел к ней и, посмотрев ей прямо в глаза, повторил: — Подожди…

    — Я буду ждать вас, Иван Петрович. Буду ждать…

    Лошади с трудом пробирались через буйно разросшуюся чащу. Ехали четверо. Впереди — Горшков, следом— Млынский, за ним — Ерофеев, а замыкал Сашка Полищук.

    Неожиданный окрик заставил их натянуть поводья:

    — Стой! Кто идет?

    — Полковник Млынский!

    Из-за кустов вышли двое из отряда Высокого. Следом за ними — Алик.

    — Здравствуйте, мы ждем вас, товарищ полковник, — улыбаясь, сказал Алик.

    Штаб отряда «За Родину» занимал домик лесника. Высокий встретил Млынского перед домом.

    Алик представил:

    — Командир отряда Высокий… Полковник Млынский.

    Козырнув, они обменялись рукопожатием, глянув при этом прямо друг другу в глаза.

    Высокий облегченно вздохнул и радостно улыбнулся.