Возмездие Эвелит (Сборник)

Однако можно было все же ожидать, что удастся заметить хоть намек на вражескую активность. Жуткое это было ощущение: проделать такой путь, нигде не видя ни малейшего знака, оставленного врагом, вообще ничего; высылать дозоры на поиск мятежных соединений, которых нигде нет; ехать верхом в постоянном напряжении, ожидая снайперской стрелы, которая так ни разу и не пролетела. Старый Джимбо Макензи не из тех, кто будет пассивно ожидать врага, сидя за стенами, и «непоседы» не зря получили свое прозвище.

Если Джимбо жив — но жив ли он? Этот глупец вполне способен совершить что-нибудь отчаянное, — подумал Даньелиз. Он закусил губу и заставил себя сосредоточиться, глядя в бинокль. Не думать о Макензи, о том, как он умел переорать, перепить и высмеять тебя, но тебе это никогда не было обидно; о том, как он, сдвинув брови, склонялся над шахматной доской, где ты мог выиграть у него десять партий из десяти, и он никогда не обижался; о том, каким гордым и счастливым стоял он во время венчания… Не думать о Лауре, которая старается скрыть от тебя, как часто она плачет по ночам, о Лауре, которая носит уже под сердцем внука Макензи и просыпается одиноко в доме в Сан-Франциско от кошмаров, навеянных беременностью. Каждый из этих солдат, бредущих сейчас по направлению к замку, всегда мог разметать любую высланную против него армию, каждый из них оставил дома кого-нибудь, и только аду известно, скольких близких оставили дома мятежники. Лучше высматривать вражеские следы и не думать ни о чем другом.

Стоп! Даньелиз напрягся. Всадник… Он навел фокус. Один из наших собственных. Армия Фаллона прибавила голубую ленту к форме. Возвращающийся разведчик. По спине Даньелиза пробежала дрожь. Он решил сам непосредственно выслушать донесение. Но разведчик был еще на расстоянии мили и ехал медленно, вынужденный пробираться по пересеченной местности. Незачем было спешить перехватывать его. Даньелиз продолжил свои наблюдения.

Показался разведывательный самолет — неуклюжая стрекоза с пропеллером, отражавшим солнечный свет. Жужжание самолета слышалось между скал, где эхо отражало его туда и обратно. Несомненно, он был послан в помощь разведчикам, использующим двустороннюю радиосвязь. Позднее самолет будет служить наводчиком для артиллерии. Превращать его в бомбардировщик не имело смысла: форт Накамура был неприступен для нынешних военно-воздушных сил и, вполне вероятно, мог сбить такую штуку.

Даньелиз услышал за спиной скрип сапог и резко обернулся, в руке у него возник пистолет. Впрочем, тут же опустился.

— О! Извини меня, философ.

Человек в голубой мантии кивнул. Улыбка смягчила суровое лицо. Он был лет шестидесяти, седой, морщинистый, но ходил легко, вот пешком взобрался на такую высоту. На груди его золотом сверкали символы инь и ян[16].

— Ты напрасно нервничаешь, сын мой, — сказал он. Легкий техасский акцент слышался в его речи. Эсперы исполняли законы места, где жили, но ни одну страну не считали своей: они принадлежали просто к человечеству, в конечном счете вся жизнь их, пожалуй, протекала во времени — пространстве Вселенной. Однако Тихоокеанские Штаты весьма повысили свой престиж и влияние благодаря созданию Центра Ордена в Сан-Франциско в то время, когда город серьезно перестраивался. Не было никаких возражений; напротив, когда Великий Провидец выразил желание, чтобы философ Вудуорт сопровождал экспедицию в качестве наблюдателя, это восприняли благосклонно. Даже капелланы, даже церкви в конце концов признали, что учение эс-перов нейтрально и уважительно по отношению к религии.

Даньелиз вынужденно улыбнулся.

— Можешь ты осуждать меня?

— Не осуждать. Но посоветовать. Твое поведение не приносит пользы. Оно только изматывает тебя. Ты неделями ведешь битву, которая еще не началась.

Даньелиз вспомнил проповедника, посетившего его дом в Сан-Франциско — по приглашению, в надежде несколько успокоить Лауру. Тот выразился более по-домашнему: «Не надо спешить и браться за несколько дел сразу». Воспоминание причинило боль, и он грубо сказал:

— Я мог бы успокоиться, если бы ты использовал свою силу и сказал, что нас ожидает.

— Я не адепт, сын мой. Боюсь, я слишком связан с материальным миром. Должен же кто-то выполнять практическую работу для Ордена. Когда-нибудь, когда я уйду в отставку, я постараюсь преодолеть этот барьер внутри меня. Но вообще надо начать рано и посвятить этому всю жизнь, чтобы развить необходимые для такого дела способности. — Вудуорт уставился на пики гор и, казалось, целиком погрузился в их созерцание, слившись с ними в их одиночестве.