Возмездие (ЛП)

Как будто путешествую по параллельному миру. Я никогда раньше не чувствовал себя таким сосредоточенным, быстрым и таким сильным. У меня в голове образ Амали, и я думаю о том, что сделаю с ней, когда покончу с этим.

Вожделение разливается по моим венам, смешиваясь с гневом и настойчивостью.

Опьяняющее ощущение.

И я думал, что устал. Ха.

Даже дыхание не становится затрудненным, когда двигаю руками и ногами, мчась вверх по склону холма, пробираясь сквозь деревья, мимо массивных тысячелетних дубов и молодых саженцев.

Я бегу по холму и спускаюсь в глубокую лощину, где запах древесного дыма ударяет мне в лицо. Чем дальше я иду, тем сильнее он становится, пока не прохожу сквозь густую дымку.

Дым в замедленном времени ведет себя странно. Он цепляется за кожу и обычно отказывается убираться с дороги. Я кашляю, когда попадаю в самую гущу столпа, но это меня не замедляет.

Под моими ногами земля меняется, превращаясь из мягкой, усыпанной листьями земли в твердый вымощенный грунт, лишенный каких-либо сорняков или щебня.

А потом второй раз в жизни я вижу крошечную деревушку под названием Венасе.

На этот раз она горит.

Самобытные соломенные хижины тигов полыхают. Золотое пламя тянется к верхушкам деревьев, приостановленное во времени, как и все остальное.

Мидрианские солдаты окружили хижины — клинки обнажены, жесткие черты лица искажены выражением жестокого ликования.

Они ждали этого момента.

Дай им шанс, и все люди превратятся в диких животных.

Все люди.

Даже я.

Я останавливаюсь и оцениваю ситуацию. Bижу лица тигландеров, их гордые черты, застывшие от ужаса.

Мужчины, женщины, дети…

Все съежились перед мидрианцами на лошадях.

Солдаты вооружены факелами и тяжелыми палашами. Они окружили деревню. Некоторые спешились. Остальные грубо вытаскивают женщин из хижин.

Без сомнения, чтобы изнасиловать, а затем убить их.

Это бойня, которая ждет своего часа.

Я смотрю на свои голые руки. Змей Орака потемнел, как полночь, а моя кожа стала такой бледной, почти прозрачной. На мгновение кажется, что весы на моих руках двигаются — словно змей действительно изгибается, но, возможно, это просто усталый разум играет со мной шутки.

Дым цепляется за меня, когда я прохожу мимо мидрийского солдата и тяну его за шарф. Он застрял на полпути, его ботинки с красным передом медленно опускаются на землю, когда он поднимает свой массивный меч.

Я завязываю темную ткань вокруг лица, защищая нос и рот от густого серого дыма

Затем перерезаю ему горло.

Он еще не умер, но когда я отпущу время, он умрет. К настоящему времени мои пальцы настолько холодные, что я их почти не чувствую. Следы усталости обвиваются вокруг моего раненого плеча и вонзаются в мою левую руку. Она распространяется по руке и пальцам. Попадает в мое плечо, в грудь и в правую руку.

Я начинаю уставать.

Еще нет.

Время ускоряется, совсем немного. Движения мидрийских солдат переходят от почти замороженного к замедленному.

Мне нужно спешить.

Амали никогда бы мне не простила, если бы я не остановил это.

Это мысль движет мной, когда я приступаю к работе, покрывая свои руки кровью людей, у которых нет возможности защитить себя.

Это слишком легко.

И всегда было слишком просто.

Мой клинок поражает верно, разрывая артерии и жизненно важные органы, похищая жизнь так же легко, как я дышу, и в этом есть что-то настолько чудовищное, что у меня возникает внезапное желание сопротивляться, отступить и оценить ситуацию, прежде чем я убью всю мидрианскую эскадрилью.

Это никогда не случится.

И уже слишком поздно.

Они уже мертвы, а я жуткая рука смерти. Что-то — или кто-то — сделало меня таким, и я не знаю почему. Меня это больше не волнует. Все, что я могу сделать, это использовать эти чудовищные способности, чтобы исправить баланс.

Видите ли, мы, Достопочтенные — даже те из нас, кто покинул Орден, — все одержимы поддержанием баланса.

И эти проклятые высокомерные мидрианцы слишком долго склоняли чашу весов в свою пользу.

Пора весам отклониться в другую сторону.

Амали начала это.

Я могу только довести дело до конца.

Глава 24

Амали

Как только Кайм исчезает, Облако ускоряется.

Меня чуть не выбросило из седла, но каким-то образом мне удается зацепиться и сохранить свою жизнь, пока он мчится через лес, делая мощные шаги вверх по большому холму, ведущему к моему дому.

Едь медленно, сказал Кайм. Ха.

— Сумасшедшая лошадь, — рычу я на тиге. — У тебя когда-нибудь заканчивается энергия? Я бы посоветовала тебе притормозить, но знаю, что у тебя только один хозяин.

Упрямая лошадь. Она слушает только Кайма.

Проклятое седло. Без Кайма, который меня поддерживал, я неуклюже прыгаю вверх и вниз. Мне неуютно, все болит, и я очень устала. Огромная рубашка Кайма задирается до бедер, пока мы мчимся сквозь деревья. И я очень натерла зад.

Но мой дискомфорт улетучивается, когда улавливаю легкий намек на дым в воздухе.

Я делаю глубокий вдох и замираю.

Это не дым от древесины.

А тростниковый дым.

Желтые сладкие кусты, которыми мы покрываем крыши наших хижин, при горении источают характерный запах. В дыме есть намек на жженый сахар.