Лиций Фрост не посчитал нужным отвечать. Марк Робертович замолчал и поправил тряпку, которой прижимал набухший нос. Юлий Порций, успевший жестоко расправиться с тремя пленниками, подошел к четвертому, который смотрел на охранника с нескрываемым ужасом во взгляде.
– Где Спартак? – коротко спросил Слон.
– Не убивайте меня, я… – Раб не успел договорить, потому что меч Слона, которым он только что умело расправился с двумя потерявшими сознание пленниками, теперь разрезал горло еще одному бедолаге, который завалился на бок, уставившись пустыми, уже ничего не выражающими глазами на своего обидчика.
Крассовский стиснул зубы и, теряя выдержку, переступил с ноги на ногу. Юлий Порций взял паузу, прежде чем подошел к следующему пленному. Он оглядел проделанную работу, с надменным выражением на лице вытер кровь с кинжала и меча, после чего принялся медленно водить лезвием меча о лезвие кинжала, издавая противный скрежещущий звук. Кожа раба покрылась мурашками. Желваки на его скулах ходили, на лице запечатлелась боль. Пленным оказался один из двух гладиаторов, тех самых, которые устроили накануне дебош. Слон спрятал свой меч в ножны и склонился над гладиатором. Похлопал ладонью его по щеке.
Утихли легионеры, отвешивающие колкие шуточки в адрес друг друга и пленников. Самодовольно скрестив руки на груди, за происходящим наблюдали ликторы во главе с Лицием Фростом. На холме, где происходило все это действо, повисло молчание, поэтому Крассовский отчетливо сумел расслышать слова Слона, после того как боец разрезал пленнику веревку и освободил затекшие руки.
– Я расскажу тебе, что будет сейчас. Да? Ты готов слушать? – Понимая, что от гладиатора можно ожидать чего угодно, Слон приставил кончик кинжала к его шее. Вдавил его, проколов кожу, из ранки потекла тонкая струйка крови.
Порций аккуратно смахнул каплю с шеи пленника и облизал. Казалось, что гладиатор смотрит на Слона все с тем же безразличием во взгляде, но Марку Робертовичу, который считал себя неплохим знатоком человеческой души, показалось, что гладиатор испытывает самый настоящий ужас. Звериный, из тех, с которым нельзя совладать.
Слон продолжил.
– Если ты сейчас вытянешь руки и спокойно, без лишних движений положишь их на землю, то ты лишишься пальцев, – улыбаясь говорил он. – Если ты не захочешь делать этого, то мне не останется выбора, как отрубить тебе обе кисти.
Как бы ни храбрился гладиатор, но после этих слов лицо пленника приобрело меловый цвет.
– Я…
– Тсс! Я не все сказал. – Слон поднес указательный палец к губам, призывая раба замолчать.
Пленник силой заставил себя молчать.
– Затем мы повторим то же самое с ногами, после с языком, – продолжил он. – Последнее, чего ты лишишься, прежде чем я отпущу тебя, будут твои глаза. – Слон медленно провел пальцами по глазам раба, немного надавливая на глазное яблоко. – Как ты думаешь, увидев это, остальные захотят говорить? Или после того, как ты лишишься рук, захочешь говорить ты? – философски закончил он, надавив чуть сильнее на горло гладиатора острием кинжала. – Вопрос остается прежний! Где мёоезиец? Где твой вождь, раб?
Гладиатор закрыл глаза и протянул вперед руку, растопырив пальцы.
– Режь, – выдавил из себя он.
Слон выругался и схватил руку гладиатора, уже готовый отрезать его палец, но в этот момент второй гладиатор, все это время с ужасом и невероятной болью, любовью в глазах наблюдавший за происходящим, сказал:
– Я скажу, куда двинулся Спартак, только не трогайте Икрия!
Глава 13
Несмотря на отговорки Тирна, в первое время наотрез отказывающегося остаться во главе целого войска в наше отсутствие, было решено, что я и Рут соберем конную турму, которая направится к Брундизию вперед остальных. Я загорелся этой идеей, впопыхах собрал диверсионную группу, которая верхом двинулась к порту, и за час с небольшим мы преодолели разделяющее нас с Брундизием расстояние. Я, Рут и еще несколько десятков отобранных мной бойцов, которые должны были помочь мне в осуществлении задуманного плана. Когда я подгонял своего жеребца и покрикивал на отстающих членов своей группы, мной двигало нежелание попасть впросак у укрепленных городских стен, за которыми нас встретил бы переведенный на военное положение город, недружелюбный и готовый к отпору. Вместе со своим отрядом я решил взвалить на свои плечи ношу, многим казавшуюся непосильной. Открыть городские ворота и проникнуть внутрь порта следовало прежде, чем к воротам Брундизия подойдет Тирн, а горожане переведут гарнизон на военное положение. Другого выхода у нас не было.