Возмездие неизбежно

На самом деле Крассовский и его командиры теперь были твердо уверены, что улицы небольшого города-порта станут последним прибежищем для отчаявшихся рабов. Когда речь заходила об этой местности, все до одного офицеры олигарха тут же называли знаменитый храм Лаенийской Юноны, который стоял в нескольких милях от города. Сам же Кротон вызывал недоумение на их лицах. Римлянам казалось странным и неожиданным решение Спартака свернуть в небольшой порт. Марк Робертович все крепче убеждался в своей мысли, что Спартак повернул на восток от охватившего восставших отчаяния и понимания безысходности. Загнанные в угол повстанцы, которым уже нечего было терять, изо всех сил пытались сбить с толку римлян и замести за собой следы. Ведь какую-либо ценность со стратегической точки зрения город уже давно не представлял. На совете предположили, что голодные рабы бросились к Кротону в поисках продовольствия, но этот вариант тут же отмели опытные офицеры. Кротон был слишком мал, чтобы прокормить такое количество голодных повстанцев, к тому же лютая зима, что обрушилась в этот год на жителей Бруттии, наверняка истощила те последние запасы провианта, что еще могли храниться в амбарах. В случае острой нужды Спартаку было бы логичнее повести войска в луканские города.

Единственная зацепка, в которой можно было различить след оставшегося благоразумия гладиатора и объяснить стремление Спартака оказаться в Кротоне дотемна, было наличие в городе укреплений некогда надежного гарнизона. Раб наверняка захочет занять прочные позиции до того, как римляне настигнут восставших в городке. Однако Красс с трудом верил, что такой тщедушный городишко, как Кротон, имел сколько бы ни было серьезные укрепления на случай боевых действий. Если они были, то укрепления эти давно обветшали за ненадобностью. Удары баллист сотрут в порошок любые стены! Как бы то ни было, времени на организацию обороны у восставших не было. Кротон мог оказаться для восставших одним большим мыльным пузырем несбывшихся надежд. От этих мыслей в животе приятно заурчало.

Предаваясь размышлениям, Марк Робертович верхом на своем коне стоял на небольшой возвышенности. Будучи наездником средней руки, Крассовский знал, что каждым своим движением причиняет породистому жеребцу неудобства. Несчастное животное недовольно ржало и мотало головой.

– Будет тебе, кляча, – просипел насмешливо олигарх.

Он погладил своего коня, похлопал по боку и всмотрелся в горизонт, уже в который раз пытаясь сосчитать количество мерцающих вдалеке красных точек, исчисляющихся многими сотнями. Рабы жгли факелы. Казалось, что стоит протянуть руку и олигарх сможет достать вождя варваров, сомкнуть пальцы на его шее, придушить… Интересно, знал ли Спартак о том, что римские войска подошли вплотную к его новому прибежищу? Пожалуй, считать возможным просчет мёоезийца было бы очередной оплошностью Крассовского. Нет, разведка восставших наверняка доложила о приближении к Кротону войска римлян. Чем в таком случае был занят Спартак сейчас? Зачем так явно давал знать римлянам о своем присутствии?

Грязный раб вовсе не был неумехой, он был отличным исполнителем, и Марк Робертович поймал себя на мысли, что с некоторых пор был бы даже рад возможности увидеть его в своих рядах. Интересно, сколько бы запросил за свои услуги такой человек, как Спартак? Сто тысяч сестерциев в год? Огромная сумма здесь, но за услуги такого мастера было не жалко заплатить любые деньги. Умение Спартака объединять разношерстную кучу людей самого разного достоинства поистине впечатляло. Марк Робертович привык считать, что для достижения целей следовало выжимать из подручных средств максимум возможного. Сложись обстоятельства иначе, он наверняка не побрезговал бы возможностью переманить гладиатора на свою сторону. Однако сейчас единственным шансом заново расставить фигурки на шахматной доске, переиграть партию, которая не задалась с самого начала, было заставить капитулировать мёоезийца. Речи о том, чтобы попытаться переманить Спартака, сейчас не шло.