На глазах Марка Робертовича его преданные легионеры из пожарной когорты тушили вспыхнувший ров. Спартак сопротивлялся ожесточенно, пытаясь как можно дальше отсрочить свою участь и уберечь решетку на воротах. Тщетно! Ров удалось затушить, и в руках солдат из первой шеренги появились лестницы и веревки, появился таран. Самое время было покончить с гарнизоном, но каково же было удивление Марка Робертовича, когда решетка на городских воротах вдруг поползла вверх, открывая проход. Легионеры замерли, понимая, что это может быть очередной подвох или ловушка рабов, но мысль о деньгах Красса, а также хлесткие команды младших полевых офицеров заставили пехотинцев идти вперед. Ничего не произошло. Легионеры побросали ставшие ненужными тараны, лестницы и веревки. Необходимость штурмовать стены отпала. Сотни солдат устремились через открывшиеся ворота внутрь города, на узкие улочки, где прятались восставшие рабы. К еще большему удивлению Крассовского, солдаты не встречали на своем пути совершенно никакого сопротивления. Рабы бежали и оставили на откуп римлян гарнизон. Но в тот момент, когда голову посетила первая мысль о разгроме войск Спартака, тяжелая решетка вдруг с грохотом упала обратно, перегородив римлянам было открывшуюся лазейку. Несколько легионеров не успели отскочить в сторону и погибли на месте. Отрезанными от основного войска в Фуриях остались когорты первой линии двух легионов Луция Варгунтея и Квинта Ария, которые уже вступили в город с мечами наголо. Публий Сулла, племянник знаменитого диктатора и сын Сервия Суллы, который руководил войском Красса в этом бою, схватился за голову. Брошенные впопыхах тараны, лестницы и веревки так и остались лежать на земле. Штурмовать заново гарнизон не пришлось. Крассовский услышал сигнал корна, который прозвучал три раза с трех разных сторон. От этого сигнала волосы на голове олигарха встали дыбом. Вот на что рассчитывал Спартак, добровольно запирая себя в Фуриях. Это была кроличья нора раба. Вождь восставших хотел сделать из олигарха гончую! Бледный как полотно Крассовский бросился к своим легатам. Не тут-то было, Спартак!
– Эй! Лови! – Мое внимание привлек один из гладиаторов с вымазанным в крови врага лицом.
Он стоял на одной из узких фурийских улочек, когда кинул мне голову римлянина, которого обезглавил только что своим мечом. Гладиатор хищно ухмылялся. Он бросился в соседний переулок, откуда слышались звуки битвы. Голова упала у моих ног. Я взглянул в мертвые глаза, полные предсмертного ужаса. Поймал себя на мысли, что с трудом сдержался, чтобы не поймать брошенную мне голову легионера и вслед за большинством своих бойцов не вымазать его кровью свое лицо! Этот ублюдок – один из тех, кто своими руками резал и убивал детей, женщин и стариков. Таким, как он, нет прощения. Жестокая расправа и паршивая смерть – их участь. Беглые рабы имели право делать то, что им заблагорассудится. Пришел их час расплаты. Ко мне это не имело никакого отношения. Я не должен был отрубать римлянам части тела, вымазываться в их крови и делать все то, что с особой жестокостью делало подавляющее большинство моих бойцов. Думай я иначе, и весь план давно бы полетел к чертям. Мне следовало сохранять свой рассудок чистым. Достаточно было того, что я позволил себе драться против врага на улицах Фурий вместо того, чтобы отдавать команды из штаба, которым стала таверна, где накануне я разговаривал с Ганником.
Наше дело внутри городских стен подходило к концу. Фурии, усеянные вдоль и поперек рвами, были усыпаны трупами, из которых торчали остро заточенные окровавленные колья. В проходах стояли наспех сколоченные рогатки, на многих из которых покоились тела римских солдат. Работа, которая отняла много сил, не прошла даром. Нам удалось превратить город в крепость за считаные часы, и теперь Фурии собирали свой кровавый урожай. Спустя два часа после начала битвы мои бойцы вылавливали по улочкам города последние горстки легионеров, которых не удавалось пленить. Следовало отдать римским солдатам должное – многие из них сражались особенно отчаянно, и к концу схватки число погибших легионеров перевалило за тысячу, но большинство предпочли смерти плен. Я не по позволил восставшим устроить массовую казнь на улицах города и велел сопроводить пленных в амбары для зерна, где ранее содержались фурийцы. Что делать с пленными, я пока не знал, но стоило проявить осторожность. Кровавая баня в Фуриях наверняка приведет в ярость Рим, и тогда на нашу ликвидацию сенат бросит все силы, которые только есть в распоряжении Республики.