– Кстати, – побарабанил он по столу, – не знаешь, где сейчас Биленков?
– В данный момент – нет. Но в 8.30 он торчал возле вашего офиса.
Жердев вынул из ящика стола лист бумаги и передал его Маевскому.
– Что это? – спросил тот.
– Координаты Тимофея Лебедева и Николая Андреасова. Нашел их по своим каналам. Встречайся с Виктором, берите двух этих друзей в разработку.
– А как же быть с Кравцом? Он будет нам мешать.
– Не думаю, что за границей он вам помешает. Хотя бы потому, что не узнает о вашей командировке.
– Так Лебедев и Андреасов за границей?
– Причем давно. Перебрались в Хорватию в 1996 году.
Глава 5 Направление на запад
…Маевского и Биленкова разделял только столик в купе. Первый набирал вслепую какой-то текст, не отрывая взгляда от экрана лэптопа, второй смотрел на убегающий за окном пейзаж.
Юонг Ким лежала на верхней полке и читала «Хоббита» со «старыми картинками», на которых главный герой как две капли походил на актера Евгения Леонова. Изредка она посматривала на Андрея Маевского, чаще пытаясь разобрать набираемый им текст – но тщетно. Угол обзора этого миниатюрного компьютера был очень мал, как у банковского терминала, и даже если бы она сидела рядом с журналистом, не смогла бы разобрать ни слова. С такой же периодичностью она ловила на себе строгий и ревнивый, как у отца, взгляд Виктора Биленкова. Он не сумел «пересадить» Юонг на другую верхнюю полку: попутчица, лет пятидесяти пяти, ответила ему категорическим отказом, и сделала это в классическом стиле и сразу за всех: «Ехать будем согласно купленным билетам». И все – больше ее никто в этом купе не слышал. Только видели. Чаще всего – Биленков, когда не смотрел в окно или на Маевского, его он даже не пытался уговорить поменяться местами.
Когда Маевский отрывался от работы, а Юонг Ким от книги, взгляды их пересекались. Юонг легким кивком головы спрашивала: «Что он делает?» Андрей отвечал ей тоже мимикой: скосит глаза на окно – значит, Биленков любуется пейзажем, скрестит на груди руки и посмотрит прямо перед собой: «Сидит и смотрит на меня».
Клюет носом.
Вырубился. Спит.
Юонг забавляли эти немые сцены. У нее появился пусть не друг, но новый собеседник.
Журналист не был, что называется, мягкотелым – это по сравнению с Виктором, воином по сути, по складу ума и характеру. И тот, и другой были целеустремленными, но абсолютно разными людьми. И Юонг Ким вдруг поймала себя на мысли: сравнивая двух этих людей, она подсознательно выбирала между ними, но как-то неумело. Биленков – привычный, предсказуемый, Маевский… загадочный, что ли, малоизученный. Он – как коробка с сюрпризом, неизвестно, что выскочит из нее: чертенок с громким смехом или балерина под мелодию из «Щелкунчика». Маевского ей еще предстояло открыть, и в этом у него перед Виктором было преимущество.
И она изучала его – иногда продолжительным взглядом, забываясь и не таясь, опустив книгу. Он чувствовал ее взгляд, и ему становилось неуютно, как будто кто-то подсматривал через плечо, поэтому хмурил брови или морщил лоб. Ким подумала: «А можно одновременно наморщить лоб и нахмурить брови?» Она наморщилась, а брови ее поползли вверх, нахмурилась – и морщинки на лбу разгладились. И то, и другое сразу не получалось. В этот момент Маевский посмотрел на нее, и они дружно рассмеялись. Биленкову же было не до смеха, и вообще – не до них. Он крепко спал. Ревность утомила его, и он сделал правильный выбор, махнув на Маевского рукой и подумав об этом в свойственном для него ключе: «Кто я, а кто он».
Когда проводник выключил свет, и Юонг Ким, убрав книгу под подушку, вытянулась на своей полке, то вздрогнула от острого укола дежавю. Полка для нее превратилась в пол, а нависшая над ней багажная полка – в дно кровати. В груди стало тесно. Чье-то тело заслонило светлую полосу от пробившегося через дверь света. Только лица этого человека не разобрать: тонкий луч фонаря слепит девочку, оставляя неизвестного в тени. И вот он уходит, предупреждая жестом: «Молчи!» Его сменяет другой, и они горячо перешептываются. А вот третий отчетливо произносит: