Возмездие. Никогда не поздно

Ким нередко вспоминала этот самый яркий, самый обжигающий эпизод в ее жизни. И еще один, когда она впервые увидела Виктора Биленкова (женщина, которая пришла вместе с ним, не в счет). Взгляд у него был нежный, а голос грубоватый: «Юонг, ты можешь нам помочь. Мы хотим, чтобы ты поехала с нами и осталась у нас жить». Она спросила, будет ли у нее своя комната, и Виктор ответил: «Да». «Я согласна на ваше предложение», – сказала Ким. Может быть, она согласилась бы на любое другое, потому что в этой школе-интернате ей было неуютно, холодно, одиноко. Человек, который стал ее опекуном и которого она ни разу не назвала папой, тоже оказался одиноким, этаким бирюком, и заслуживал сочувствия и сострадания. В его доме поселились два одиночества, он и она, разнящиеся по возрасту, но одинаковые по состоянию, оттого, наверное, Ким не чувствовала разницы в возрасте (тут круг и замкнулся). И однажды поздно вечером она постучала в дверь его комнаты, вошла и легла рядом с ним. Случилось это накануне ее шестнадцатилетия. И после той ночи их жизнь поменялась. «Как будто мы переехали в другую жизнь», – поделился сравнением Виктор. Она ответила: «Да. Точно. Как будто переехали». «Ты передразниваешь меня?» Она ответила прямо: «Учусь у тебя». «То есть перенимаешь опыт? Ну, это другое дело». Так у них зародился свой собственный, неповторимый, оригинальный язык общения. А однажды Ким сказала: «Ты мне мать, отец и любовник. Ты прямо многорукий какой-то». Он не разговаривал с ней два дня, спал в другой комнате. Она пришла к нему на третью ночь. Он отвернулся к стенке: «Я не буду спать с тобой». «А под дулом пистолета будешь?» – ткнула она ему в затылок ствол «коровина», который обнаружила в тайнике, и взвела курок. Виктор повернулся к ней, и лицо его озарилось счастьем: «Ты будешь моим напарником! Я научу тебя стрелять». Так появилось агентство «Он и Она». Он обучил ее стрельбе, защитному вождению, приемам самообороны и действительно казался многоруким божеством с неиссякаемой энергией.

Однажды Ким прямо спросила его: «Почему из сотни детей в интернате ты выбрал меня?» Он ответил: «Потому что среди пластмассовых кукол была только одна фарфоровая фигурка»…

Биленкову хорошо спалось под стук колес. Он не проснулся, когда дверь купе открылась, выпуская Юонг, а потом и Андрея Маевского.

Они стояли в коридоре, глядя в окно, и Юонг спросила:

– Ты женат?

– Был когда-то. Я журналист и больше всего в жизни ценю свободу.

– Да, я что-то слышала о вашем помешательстве на свободе слова, – с легкой иронией заметила она.

– Сейчас я говорю о независимости. Брачные узы – это кандалы для человека моего склада. Мне бы не помешала, к примеру, моя мать, если бы мы жили в одной квартире.

– Вы живете в разных местах?

– Точно. – Маевский помолчал и вдруг кивнул на закрытую дверь купе: – Тебе бывает одиноко? С ним, – уточнил он.

– Странные вопросы ты задаешь. Как можно быть одинокой с кем-то. Двое – не один.

– И все же?

– Не знаю. Для тебя это важно?

– Хотелось бы узнать о тебе больше.

– Нет, с ним я не одинока. Наоборот, я ищу одиночества. Отгораживаюсь от него книжкой или экраном телевизора.

– Другими словами, тебя порой тяготит общение с ним.

– Ну, такие моменты бывают, наверное, в жизни каждого человека. Каждый таскает на себе панцирь и прячется в нем, только не замечает этого или не хочет замечать. Люди по своей природе – черепахи, некоторые такие же медлительные.

– А Виктор – он тоже таскает на себе панцирь?

– Да.

– И в чем это выражается?

– Он никогда не говорит со мной о прошлой жизни. Точнее, избегает разговоров о ней. Он работал в милиции…

– Да, это так, – вставил журналист.

– Но неважно, – продолжала Ким. – Для меня его жизнь началась с того момента, когда я увидела его, и что у него было до меня, меня не интересовало и не волновало.

Ее не волнует прошлое Биленкова – это неплохой выход из положения. Но ведь как-то он должен был объяснить хотя бы покушение на Старого Хэнка, не говоря уже об этой заграничной вылазке! Нельзя же так слепо доверять даже близкому человеку.

– Ты всегда делаешь то, что говорит он?

– Он обещал, что все объяснит потом. Я верю ему.

– Это слепая вера, – покачал головой Андрей. – Существует предание, дьявол спрашивает угольщика: «Чему ты веришь?» «Я верю тому, чему верит Святая церковь», – отвечает угольщик. «А чему верит Святая церковь?» «Она верит тому, чему верю я».

– У твоего предания есть окончание?

– Да. Дьявол послушал угольщика и не стал его искушать.

– Он ушел?

– Думаю, да.

– И тебе пора. И больше не искушай меня.