Возмездие за безумие

– Не видела. И папу не видела, – ответила Полин, вставая из-за стола. – Это было правдой. Галя мгновенно замолкла, закрыла рот ладонью и завыла: кто, как ни она, лишил дочь права попрощаться и с сестрой, и с отцом. С опозданием приходило раскаяние. Пытаясь загладить эту непоправимую ошибку, Галя тут же кидалась лебезить, старалась умаслить, чем-нибудь заинтересовать, заговорить девочку. Тщетно. Полин не интересовали ни шопинги, ни аквапарки, ни сладости. А уж про разговоры по душам вовсе нечего было и думать. Всю жизнь Галя только и делала, что, не считаясь с ними, навязывала дочерям свою мнение. Любое решение, вплоть до выбора одежды, принадлежало безраздельно и исключительно матери Юли и Полин. Так, с чего бы у детей была привычка делиться с мамой планами или мыслями? Больше того, попробуй кто из них проявить инициативу, не исключен скандал, или, как минимум, ссора. Нет уж, ни доверия, ни откровенности, лучше молчать. При любых обстоятельствах молчать. А уж если припекло – для того и придумали переписку в интернете с незнакомыми людьми. Лепи что хочешь, никто не обидит. И даже если и обидит, всегда такого можно удалить из друзей. И вся недолга. Просто, гениально, и помогает. Вывернешь душу наизнанку, прикрывшись придуманным именем, и сразу получишь с десяток комментариев и даже советов. А там уж: живи по подсказке или своим умом, как получится.

Вот только бы мама не залезла на её страничку Фейсбука или Контакта. Ей там хозяйничать вовсе незачем. Начнутся вопросы: кто этот, кто тот, зачем выставила фотографии, опасайся педофилов, удаляй подозрительных людей, проверяй контакты. Зачем? Толку, что девочка прожила одиннадцать лет с сестрой и отцом, которых толком не знала и от которых горя и забот нагрянуло больше, чем от любого отморозка с не благими намерениями. Толку, что рядом мать, неспособная любить, в понимании Полин, не причиняя боли и не вызывая отторжения. «Родные люди, самые, казалось бы, нужные и верные, предали, отказались от неё, бросили навсегда. Так их теперь и не жалко. Умерли, и умерли. Плакать не буду. Вот только почему каждое утро на глазах при пробуждении слёзы и вдыхать трудно? Соседка с шестого этажа, с которой как-то ехала в лифте, сказала, что это так сердце заходится от тоски».

Девочка всё понимала и жалела только об одном: ничего не поправишь. Привыкать жить одной, не видя, не любя, не ненавидя. И беречь уже нечего, всё, что предстояло беречь и охранять, стало пустотой, прогнившими костями в глубоких могилах. Тёмными призраками, приходящими иногда наяву или светлыми образами, продлевающими сладкие сны. А пробуждение оборачивалось чудовищным разочарованием. Горе. Беда. Иначе не назовёшь. И нужно учиться жить и с горем. А будет ли ещё в её жизни счастье? На это не ответит ни один сетевой респондент.

– Полин, ты дома? – Было первое марта. Вернулась откуда-то мать, зашла, тихо притворив дверь, прошла сразу не в ванную, как обычно, а на кухню, отворила форточку, села. Всё замолкло.

– Мам, ты что, в темноте сидишь? – девочка притопала на кухню минут через десять тишины. Толстопятая и неуклюжая, вся в отца, она в последнее время мало двигалась, поправилась, стала ещё более неловкая. Вот и теперь, подойдя в полной темноте к столу, наткнулась на него. Мать, в другой раз, обязательно бы упрекнула, но тут, словно, не заметив неловкости дочери, вздохнула:

– Полинушка, как же нам теперь жить дальше? – Было в тоне матери что-то совсем незнакомое. Это была даже не жалость, которую она пыталась вызвать к себе приговорами о тяжёлой доле раньше. Тут было что-то действительно безнадёжное, как приговор обречённого. Полин зашла за стол с дальнего от матери края, села. На фоне затянутого тучами неба и далёких фонарей внизу на Атаманской, был виден только профиль матери:

– Мам, ты про что? Денег что ли нет?

– Мочи больше нет, доченька. И веры больше нет в людей. Предают все по очереди. Теперь вот Сюзя…

– Что-то случилось с тётей Сюзанной? – настороженный вопрос был логичным, учитывая, что за три истекших месяца умерло пять человек из их окружения.

– Случилось, – прошептала мать почти обречённо.

– Что? – надсадно выкрикнула девочка.

Галя заговорила, тяжело цедя слова, делая паузы между предложениями:

– Давно уже случилось. Скурвилась наша тётя Сюзанна. И нас с тобой предала. Да и не только нас с тобой. Она вообще всех предала. И всегда предавала. И считала, что мы должны играть по её сценарию. Словно кукловод. Вот только узнать бы, кто директор театра кукол? – Последняя фраза была произнесена после длинной паузы.