Возмездие за безумие

Доводы Валерия: сумбурные, граничащие с самообманом и самопровокацией, оснований под собой не имели и были похоже на то самое безумие, что охватывает людей потерявших рассудок. Безусловно, они помогали жить и надеяться, что однажды, пусть через много времени, он все-таки увидит женщин, ставших теперь для него не просто нужными, но и дорогими. Как мучитель, проникается жалостью к своей жертве, так и Валерий чувствовал теперь угрызения совести по поводу своего отношения к подругам.

Удручённое состояние мужчины повлияло на его внешний вид. Некогда щепетильный по поводу одежды, он вполне мог теперь надеть утром ношенную рубашку, забыть про галстук и выйти из дома в пыльной обуви. Машина, всегда тщательно вымытая, была покрыта грязными разводами. Форму потеряла причёска, ибо Валерий забывал являться на запланированные супругой сеансы у личного парикмахера. Он перестал даже бриться и ухаживать за лицом. Нет, он не отрастил длинную бороду, но уже не стало тех двухразовых ежедневных подбривок, для которых в портфеле мужчины всегда лежала электробритва. Не стало и прихорашиваний перед зеркалом с наложением дорогих сывороток и антивозрастных кремов. Теперь многодневная щетина обрамляла его лицо, придавая заброшенный, унылый вид. А слезящийся взгляд старил некогда преуспевающего бизнесмена, словно со смерти Уховой и Козловой прошло не два месяца, а несколько тяжёлых лет.

Замечания жены, не понимающей, что с ним происходит, Валерий игнорировал, оставляя без ответа. Ему действительно трудно было жить. Тяжело просыпаться и засыпать, осознавая свою причастность к смерти женщин, которую он отрицал. Издавна поверив в свою исключительность, Валерий все эти годы убеждал в ней других.

Та же позиция была у Козловой. С ещё большей убеждённостью в своей сверх значимости. С одним лишь «но»: подчинение себе других, в Сюзанне было проявлением расстройства психики, неспособностью в полной мере давать оценку своим действиям; Валерий же продумывал и выполнял всё хладнокровно, понимая, что делает. Ощущая себя чуть ли не посланницей господа, Сюзанна верила в религию, в то время как в душе Валерия не было ни бога, ни религии, как не было в ней жалости или совести. Одно только слово характеризовало жизнь таких, как Валерий – эгоизм. Именно он диктовал линию поведения, при которой всё, что мешает достигать поставленной цели, подлежит уничтожению, все, что не соответствует его требованиям, должно быть стёрто с лица земли, всё, что представляет хоть малейшую угрозу: власти, богатству, влиянию – не имеет права вообще существовать. Этакая вседозволенность без боязни быть наказанным. Этакий сверхчеловек, одним словом. А если кому это не нужно – избавимся от вас при первой же возможности. И, желательно, руками других – купленных, потому зависимых.

Казалось, с такими убеждениями Валерий проживёт всю жизнь. И вдруг, со смертью Козловой и Уховой, мужчина понял, что уязвим, так же, как и другие. Что его мечта о собственном счастье, принцип которой он же сам и сформировал, улетучилась, словно упала пелена с глаз. Словно и не существовало многолетней мантры об исключительности его, как существа сверхспособного, должного решать суперцели, выдвинутые не иначе как самим Провидением, целесообразность действий которого направлена была к наибольшему благу творения вообще, человека и человечества в особенности. Сдулся, как воздушный шар, лопнул как мыльный пузырь амбициозный Валерий, сам смысл существования которого прекратился в отсутствие борьбы за свои цели. Не с кем стало воевать, а значит, зачем было жить? Ведь бездействие опускает к обыденности, при которой не требуется витиеватых фраз для убеждения зависящих от тебя, сложноподчинённых доводов созданных для сознания противников, волевых решений для партнёров. О какой уж тут исключительности может идти речь? Стать таким, как все – это было для мужчины сродни поражению. А поражение – смерти подобно. Переделанная историческая фраза великого Петра Первого, являлась определяющей жизненную позицию Валерия. Завершить такую безрадостность существования мужчины, привыкшего побеждать и властвовать, могло только какое-то событие, требовавшее полной мобилизации всех его качеств.