Возьми мое проклятие

Сбросив оцепенение, Андрей наклонился к сестре и тщательно понюхал воздух перед её лицом – запах слабый, да и в глазах Миланы не безрассудное тупое веселье, свойственное пьяным людям, а шальная ликующая злость. Или показалось? А, неважно! Прижавшись губами к уху сестры, он шепнул приторно-ласковым голосом:

– Ах ты ж пьянь! – и звучно шлёпнул её по заднице.

Мила такого поворота не ожидала – изумлённо вытаращила глаза, шарахнулась в сторону и завопила:

– Ты… ты… ударил меня!

– И ещё раз вмажу, бесстыжая ты засранка! – пригрозил Андрей, угрожающе рванувшись в сторону сестры.

Та отскочила в сторону, выставила руки в оборонительном жесте и вдруг запела:

– Как на Андрюшины именины… Испекли пирог… из глины! Каравай-каравай кого хочешь выбирай! Я люблю, конечно, всех! А Андрюшеньку, душеньку, милого сынка – больше всех!

Последнюю фразу она уже не пела, а выкрикивала из противоположного угла комнаты, из-за дверей, за которыми спряталась от разошедшегося Андрея, с подушкой в руке пытающегося выудить прячущуюся хулиганку.

– Хватит! Прекратили, я сказал!

Кричал Санька, исподлобья наблюдавший за их дикими скачками по комнате. Заинтересовавшись, Мила отпустила дверь, и Андрей воспользовался моментом – дёрнул за ручку, вытащил сестру из укрытия и хорошенько наподдал подушкой по заду.

– Всё! Хватит! Вы же взрослые! Вы не можете так себя вести!

Глава 5

Вечером, когда вся семья собралась на кухне, подозрения Андрея подтвердились: между матерью и Милой и впрямь случилась размолвка. Ссорились они и раньше, но никогда сестра не вела себя так нарочито и пренебрежительно – подчёркнуто игнорируя мать и общаясь с ней только через посредников, отца или брата. А старшая Горяева, вместо того чтобы осадить дочь, ведущую себя так вызывающе и по-детски, напротив, чуть ли не заискивала перед ней!

– Доченька, маслица возьми. Свежайшее – отец специально вчера в Красное ездил, на молкомбинат.

– Пап, да скажи ты ей – я сливочное масло десять лет как не ем!

– Люд, отстань от неё. Не маленькая и не чужая. Сама сообразит, что взять.

Андрей наблюдал за происходящим молча, чувствуя, как угасшее было раздражение разгорается с новой силой, поэтому на обращавшуюся к нему сестру реагировал сухо и зло:

– Тебе надо, ты и говори.

Один отец вёл себя непринуждённо – хохотал, рассказывал дурацкие бородатые анекдоты и спорил до хрипоты по любому поводу. Но в атмосфере общей напряжённости такое поведение сильно отдавало фарсом. К концу ужина Андрей окончательно уверился, что вместо родного дома случайно попал в психушку. Настроение, без того не самое лучшее, ушло в минус.

Тогда, решив отвлечь всех, он принялся задавать вопросы о Кузнецовой. Думал разрядить обстановку, но вышло только хуже. Отец, до того громко хохотавший над собственными шутками, внезапно разразился руганью:

– Сдохла – туда ей и дорога! Нечего эту нечисть в моём доме поминать!

Как ни странно, обычно уравновешенная мать, ненавидящая скандалы и крики, поддержала отца:

– Андрюш, да какая разница, кто убил? Она же очень старая была. Убили и чёрт с ней – теперь хоть в лес можно без опаски ходить.

Пропустив мимо ушей последнюю фразу, Андрей покачал головой, удивляясь легкомыслию родителей. Ладно, предположим, на старуху им плевать. Но неужели они не понимают, что нельзя оставлять убийцу на свободе, особенно если он местный! Или «моя хата с краю, ничего не знаю»?

Вслух он ничего подобного не сказал – решил не усугублять без того паршивое настроение скандалом. К чему выяснять что-то, продираясь сквозь ругань, если он знает человека, который ответит на все вопросы спокойно и с расстановкой, без воплей и нравоучений?

Приняв решение, Андрей встал из-за стола и ущёл к себе в комнату, чтобы позвонить Филиппычу. Ему повезло – сосед как раз собирался в баню, но искренне ему обрадовался и пригласил составить компанию, обещая подождать. Довольный, Андрей достал из сумки сменное бельё и двинулся на кухню – попросить у матери пакет и забрать из холодильника купленное по случаю пиво.

Мила, похоже, уже ушла париться; на кухне осталась моющая посуду мать, отец, почти без паузы перещелкивающий каналы, и Санька, равнодушно наблюдающий за безумным мельтешением картинок. Услышав шаги, мать глянула на него, оценила «боеготовность» и качнула головой:

– Соскучился по баньке? Не торопись. Сейчас Мила выйдет, потом я схожу, а следом уже вы с отцом.

– Мам, да я с Филиппычем попарюсь. Уже договорился, он меня ждёт.

Его слова пришлись матери не по вкусу. Выключив воду, она вытерла мокрые руки о полотенце и неприязненно поджала губы:

– А кому отец баню топил? В кои-то веки приехал навестить и снова удираешь к этому старому хрычу!

Андрей лишь глаза закатил – о материнской нелюбви к престарелому соседу он прекрасно знал ещё с тех самых пор, как Шашков, в начале девяностых годов, купил домик по соседству с Горяевыми. Причины антипатии оставались загадкой – Матвей Филиппович, будучи как и мать бывшим педагогом, со всеми вёл себя очень корректно и дружелюбно, не давая повода для претензий и ссор.