«Возможна ли женщине мертвой хвала?..»: Воспоминания и стихи

На даче [394]он появился неожиданно. Я гуляла на берегу озера с Юлей, и Аська бегал где-то поблизости, вдруг он примчался и сообщил, что приехал Саша. Я цеплялась за Юлю, но он деликатно ушел к себе в гостиницу, предоставив меня на съедение Саше. Первый вечер обошелся довольно мирно, в 8 ч[асов], как всегда, я уложила Асю, потом мы пошли бродить, пока не стемнело, и я не промерзла, пришлось вернуться домой. Он пытался остаться ночевать, но я его выпроводила к последнему поезду, сказав совершенно ясно, что он может успокоиться, я больше никогда с ним не буду.

Он уехал в мрачном настроении. Я надеялась, что он больше не появится. Но через день он опять приехал, уже слегка пьяный, привез с собой еще две бутылки и целую пачку исписанной бумаги, которую я отказалась читать (с тех пор он писал мне только на машинке). Он сел за стол, пил и писал и читал мне вслух написанное. Это были какие-то сказки, действующими лицами которых были я, он, Нита, обращенные ко мне дикие уверения и мольбы о взаимности. Мне надоело слушать эту галиматью (которую он впоследствии обработал для Мюзик-холла), и я ушла в гостиницу к Юле, где мы превесело ужинали. Вернувшись, я застала доктора в том же положении, только выпившим все вино с духами, исписавшим кипы бумаги и намеревавшимся мне это прочесть. Я вовремя его остановила. Тогда с ним сделалось что-то ужасное, он бился головой об стенку, обливался слезами, выгрыз из руки кусок кожи, валялся по полу, жег рану на руке папиросой и, что хуже всего, опоздал на последний поезд. Мне предстояло провести ночь в этом приятном обществе. Я хотела отвести его в гостиницу к Юле, я сама предпочла бы уйти туда, но он меня не пустил, и я спокойно легла в свою постель. Он сначала сидел за столом и писал, потом прилег сверху, вскочил, забегал по комнате и потом чуть не изнасиловал меня, потом рыдал, прося прощения, и т. д. всю ночь. Я так устала, что уснула под аккомпанемент его рыданий. Он уехал с первым поездом, ему надо было быть на п[аро]х[оде].

Я решила, что больше он не появится. Нет, он приехал в тот же вечер, еще более пьяный и с бутылками.

Я принялась его бранить, уговаривала бросить все эти глупости, мешающие мне хорошо к нему относиться. Наутро он должен был уйти в рейс, я боялась, чтобы он не опоздал на поезд, и выпроводила его заранее. Было начало сентября, холодная, совершенно темная ночь, ветер, заставлявший стонать деревья, я одна в маленькой даче при свете керосиновой лампы, готовой погаснуть, а этот сумасшедший бродит вокруг дома и заглядывает в окна. Я дрожала от страха, что он опоздает на поезд, но Юля, обеспокоенный моими рассказами о поведении Саши, бродил поблизости и видел, как он на ходу вскочил в последний вагон. Через несколько дней холод вынудил меня уехать с дачи.

Еще летом, ужиная как-то с одним приятелем [395]на «Крыше», я обратила внимание на молодого человека неопределенной национальности, но несомненно моряка по профессии, который много раз приходил приглашать меня танцевать. Я неизменно отказывалась, потому что танцевала только со своим спутником, что не помешало этому незнакомому юноше подойти перед нашим уходом и произнести длинный комплимент моим танцам, «которых я могла бы не стыдиться нигде». Я пожала плечами и сухо поблагодарила, и мы уехали.

Другой раз повторилась та же история. На этот раз, уговаривая меня потанцевать, смуглый юноша успел ввернуть несколько слов из своей биографии. Мой спутник выражал нетерпение и неудовольствие по поводу этого непрошенного собеседника. Но неожиданно разговор оживился обнаружением многих общих знакомых. До сих пор он говорил на каком-то странном диалекте с английским акцентом и оборотами речи, например: «40 минут после одного», а тут, упомянув имя Зои Троицкой, своей бывшей жены, перешел на чистейший русский язык и кончил тем, что покорил моего сурового спутника своими морскими рассказами.