Возможно

Ночь, море, звёзды, дикий пляж… И двое, высокий, брутальный мужчина и тоненькая с высокой грудью, стройными длинными ногами и порхающими нежными ручками женщина… Как упоительны в России вечера, сладостны поцелуи, обнажены до самой высокой точки чувства. Они, как дельфины, плавали и ныряли, окружённые фосфорисцирующими пузырьками, поднимающимися со дна, как жемчужинки. И получали новые ощущения от прикосновения друг к другу, от солёных поцелуев, от объятий, переплетаясь руками, ногами, губами. Егор поднимал Настю над водой , её голова попадала в круг луны, как в золотую оправу, и любовался – Настька была чудо как хороша, просто сказочная принцесса, необыкновенная, непохожая ни на кого, его любимая девочка. А она опять погружалась в его глаза, в которых отражались лунные пейзажи, и выплыть со дна этих глаз было невозможно, только тонуть дальше. Поднимая над головой её ручки, он цеплял их в замок одной рукой и "надевал" Настю на себя, на свою крепкую шею, другой рукой прижимая к себе, сильно-сильно. Прикосновение женской груди, упругой, с затвердевшими чувственными бугорками, доставляло им обоим наслаждение, уносило в состояние невиданного удовольствия…Обоюдное желание рождало почти животную страсть, поцелуи, сплетения языков усиливали влечение, возбуждая отдать любимому человеку себя полностью, до последней капельки. И доводило до экстаза…Любовь царствовала, вера процветала, надежда…

А потом пили кофе и вкусное красное вино. И почти не разговаривали, а только целовались. И улетали в ту самую Галактику, на те самые планеты. Эта парочка никак не могла утолить жажду, упиваясь друг другом. В Насте распускался бутон женственности, будоражил сознание, она всё больше и больше ощущала, на что способна любовь. И всё больше понимала, что никто, кроме этого мужчины, не сможет вызвать в ней такую бурю страстей, разбудить женщину.

А утром он уехал… Умерла надежда… Он опять бросил её. Да что за чёрт!!!

" Моя дорогая, моя любимая, моя принцесса! Я желаю тебе счастья, большого, настоящего. Буду молиться за тебя, девочка моя. Ни о чём не жалей. У тебя всё будет хорошо. Не поминай лихом. Твой дурак, Егор."

В глаза сказать духу не хватило. Трус. Получил своё, потешил эго, успокоился, теперь будет искать что-то новенькое, опять высосав её до донышка. Опять воспользовался, как хотел. Но ведь Настя не была против. Как ей надоели разборки с самой собой. Как ей хотелось просто жить. С ним. С Егоровым. С мужчиной всей её жизни… А ей только будет девятнадцать.

Вернувшись, она отменила свадьбу и на следующий день уехала в очередную экспедицию. Сергей ничего не понял, мама тоже. А папа, узнавший, где последнее время обитал Егоров, терялся в догадках. Но решил не говорить, пока, жене. Понаблюдать.

А чего наблюдать? Егоров остался там, в том море, в том драйве, в зашкаливающем накале страстей. Ночь любви… Ничего даже отдалённо похожего не было в его жизни… Настя, Настя, Настенька… Не его женщина, она отдала себя другому. И он, ловелас и похититель женских сердец, сам столько раз спавший и с замужними, и с молоденькими , как Настюша, и даже с девственницами, конечно, по их желанию, бесился, бесновался от ревности. Да, он страшно ревновал к тому парню, которому отдала себя его девочка. Она заснула ещё на руках, когда Егор нёс её к корпусу, эта ночь забрала у них много сил… Настенька спала на его плече и улыбалась. Его счастье… А когда он уложил её, такую свою, почти домашнюю, с разлетевшимися волосами, ещё чуть мокрыми и пахнущими морем, представил свою русалку с тем, другим, с тем, которому она подарила себя. В настином случае это могло произойти только по любви, это уж точно. И? Какое он имеет право влезать в её жизнь? Просил ночь? Всё, она закончилась. Шуруй, Егоров, оставь девочку в покое. Отвали, старый хрен…

Ну, а что тогда было этой ночью? Разве не любовь танцевала и пела с ними? Разве в глазах Насти не светилось счастье?

А Настя продлила практику, хотя интересного они ничего не нашли. Но зато побывали во многих исторических местах, объехали пол страны. Вернулась она к своему дню рождения и объявила всем, что ждёт ребёнка. Кто отец, осталось тайной. Она даже попыталась снять квартиру, чтобы не позорить родителей, получила по башке и заткнулась. Вообще не разговаривала. И не ела. Даже фрукты.

– Ну вот что, Настасья, свет Ивановна. Со своей жизнью делай, что хочешь. Ребёнок здесь при чём? – Иван Михайлович еле сдерживался. – Или ты начинаешь есть, пить, разговаривать, гулять по вечерам, посещать врача сама, или я уложу тебя в пансионат насильно. Это понятно? Не девочка уже, неужели не понимаешь, что бедное дитя страдает от такой дуры-мамы. И кто отец, наконец? Почему не разговариваешь с Сергеем? Он в чём-то виноват перед тобой? Или ребёнок Егорова?