Возможно

Это было любимое выражение Егорова. Вот дура. Но он, кажется, не придал этому значения. До Ярославля, в городе, и по дороге назад Егоров был занят. Они с капитаном что-то считали, прикидывали, рисовали, измеряли. Настя догадалась, что муж обговаривает условия найма посудины. Видимо, для комиссии или ещё кого. Они это практиковали постоянно. Женя не появлялась, и хорошо, она очень не понравилась Насте. Неужели он не видит, что эта девушка пустая, как пробка? И просто хочет захомутать мужика. А впрочем, это его дело. Ей-то теперь что? Что надо? Неужели это происходит с ней и Егором? Почему она ещё, до сих пор, не попала в психушку, если уж не смогла помереть? "Евгений и Евгения…" А ей опять в матери-одиночки, инстинкт её и хранит, пока.

До Костромы оставался где-то час пути. Егоров появился перед Настей неожиданно, она даже немного испугалась.

– Я хочу пригласить вас в капитанскую рубку, там очень интересно. Пойдёмте.

– С Женей?

– Почему с Женей? С вами, Ася, – и протянул руку, крепкую, пальцы длинные, вены напряжены и часы, его, любимого…

У Насти закружилась голова, реально. Она уцепилась за эти часы одной рукой, а за крепкое плечо – другой.

– Осторожно, качает. Давайте, я вам помогу, – и подхватив её, потащил к лестнице, Настя даже "а" не успела сказать.

Ну вот, он уже и чужих тёток таскает. Что же ещё позволит себе настоящий полковник с первой встречной?

Он поставил Настю-Асю прямо перед штурвалом, положил её руки на него, а свои сверху и сильно прижался к ней. Она остолбенела. А Егоров стал целовать её шею, плечи, убирая губами лёгкую ткань кофточки. Удерживая одной рукой штурвал, другой прошёлся по бёдрам, попке, подобрался к груди.

– Что вы делаете? Отпустите меня. Зачем?

– Ты же всё для этого сделала, на лице написано было, что хочешь меня, Асенька. Так что нам мешает? Я тебе не нравлюсь? Не может быть. Рыженькие – это мой профиль. Не артачься, не заставляй меня разочароваться в тебе.

– Отпустите сейчас же, я закричу. И ваша Женя услышит, и вы фиг её получите, её молодое тело.

– Она, хотя бы, честно хочет меня снять. И ты знаешь, меня это устраивает, нет никаких театральных представлений. Можно и не строить отношения, а просто договориться, кому что. Ну и постель, конечно. А ты? Что ты тут устроила, Настя! Да я тебя срисовал ещё на пристани, когда ты пыталась прикурить. Артистки из тебя не получилось, как и из твоего брата, Сашика. Кто он, кстати? Хотя, неинтересно. Интересно, что же дальше. Итак, я повёлся, ты меня поймала, какое продолжение?

– Уже конец, никакого продолжения, – и она вытащила из рюкзака фотографии и бросила на какой-то механизм.

Вывернулась и ушла. Забилась в угол и первая выскочила на берег. Куда-то шла, не видя дороги. Довольно долго. Она хотела сегодня же уехать, но поняла, что обессилила настолько, что даже просто шагать стало тяжело. Недалеко их дом. И она пошла. Свет был, но ночной. Обычно, когда они уходили, оставляли именно его. Настя поднялась, открыла дверь, и первое, что услышала, был отрывистый стон. Господи, дай силы, она пройдёт этот путь до конца. Зашла в спальню, кровать пуста. Егоров отжимался от пола, в ушах бананы, в наушниках музычку слушает. И порыкивает в такт толчкам. Настя совершенно без сил прошла в комнату детей и упала на кровать дочери.

Егор, потерявший Настю ещё на корабле, помотался по городу, заехал в гостиницу, название которой вырвал у Сашка, и приехал домой. Но почему она такая дурочка? Почему поверила этому фотомонтажу? Там настоящих фоток только две: где они едут в машине, и идут в контору. Всё, остальное – голимая брехня. Ну, девка, ну, зараза, а он с ней по-родственному.