— Никуда не уходи, — потребовал я.
— Мне уже надоело, — ответила ты, почесав нос.
— Паука боишься?
— Нет, просто надоело, — упрямо повторила ты. — Мне надо снова поиграть с девочками. Позови меня, когда получится гладушечка.
Ты убежала и никогда больше не вернулась.
Или все-таки вернулась. Наверное, ты просто потом заболела, или родители увезли тебя с собой в отпуск — в общем, я тебя долго не видел, хотя по утрам возился в раздевалке как сонная муха, чтобы дождаться твоего прихода, а однажды даже предложил маме сходить к тебе в гости. «В гости? Я же почти не знаю ее родителей, — удивилась мама. — И где они живут».
Наступила осень. Мы уже реже играли на площадке, но нам пообещали, что с середины ноября мы будем ходить в сауну. Мы сгорали от любопытства:
— Это как: девочки и мальчики вместе?
— Совсем голые?
— Сразу столько писюлек! — воскликнул кто-то.
Но выдалось еще несколько погожих дней, и в один из них я смог продолжить наш разговор с того самого места, где мы остановились. Я снова возился в песочнице, одновременно наблюдая за тобой: ты играла в догонялки, и один мальчик так сильно тебя осалил, что ты упала, но тут же поднялась как ни в чем не бывало. Поверх знакомой желтой кофточки на тебе была надета красная куртка с черными пуговицами, а внизу — штаны, которые тебе сшила мама. Я боялся, что утренняя прогулка будет совсем короткой и скоро нам придется возвращаться в группу — каждому в свою.
Я решил, что у меня все готово. Взял щепотку песка: действительно гладушечка. Я помахал тебе рукой, но ты не заметила, поэтому пришлось тебя позвать, хоть я и боялся, что привлеку внимание остальных. Остальные меня не интересовали — только ты.
Ты повернулась ко мне и предупредила ребят, что пока не играешь. Сидя на краю песочницы, я держал наготове синее ведерко, полное первосортной гладушечки.
— Покажи, — попросила ты, нисколько не удивившись, что мы продолжаем с того самого места, где остановились месяц назад; в детстве время летит по-другому.
— Попробуй сунуть туда палец, — подсказал я способ, при котором гладушечка приносит больше всего радости. — Вот так.
Ты глубоко засунула в ведерко указательный пальчик; видимо, тебе понравилось, потому что вскоре ты погрузила туда все пальцы, а потом и ладонь целиком, до самого запястья. Я пришел в полный восторг и опять хотел было тебя поцеловать, но вместо этого сказал:
— Не бойся, пауков там нет.
Ты тут же выпустила ведерко из рук, и почти вся гладушечка высыпалась на обычный песок.
Я не понимал, что случилось.
— Я же сказал: пауков там нет! — рассердился я.
Почесав нос, ты ответила:
— Мне понравилось. Я Ниночка.
— Я знаю, — сказал я. — Знаю.
Тут, к счастью, задул ветер.
— Смотри! — воскликнула ты, задрав голову.
С кленов, росших возле песочницы, поднялись в воздух десятки вертолетиков, и ты, вытянув руки, стала бегать за ними. Я тоже себе один такой заприметил и думал его поймать, но он вдруг изменил направление и скрылся вдалеке.
— Есть! Есть! — закричала ты, но мне хотелось иметь собственный вертолетик, и, раздобыв его наконец, я с довольным видом прислонился к стволу дерева, которое мне его послало.
— Эй! — окликнула ты меня, подойдя ближе. — Хочешь тоже такой?
На носу у тебя вырос еще один носик — кленовый.
— Носик? А у тебя осталось семечко, которое было внутри?
— Вот, — ответила ты, раскрыв ладонь.
Семечко покоилось в ней, как предвестник будущего.
— Дашь мне? Или можешь сама его куда-нибудь посадить.
— Зачем?
— Из него вырастет дерево.
— Подожди, — сказала ты и взяла у меня вертолетик.
— Лепится, — произнесла ты довольным голосом, достав семечко и приклеивая мне носик.
А потом предложила:
— Давай тереться.
— Тереться? Это как? — сразу посерьезнел я.
— Вот так!
Ты подошла ко мне еще ближе и коснулась своим носиком моего:
— А теперь сделай «нет».
— Нет — нет — нет — нет, — крутил я головой в разные стороны и терся о твой носик.
— Нет — нет — нет — нет! — крутила ты головой и смеялась.
примечание автора