Возможности любовного романа o

Ну, уж по предыдущему-то предложению вы, наверное, все поняли. Если нет, перечитайте его еще раз. Вам ничего тут не показалось странным? Я к тому, что это фраза Яника. Вообще-то я так не пишу и не говорю. Он выпустил меня из-за решетки тире, чтобы я в этом романе тоже типа поучаствовала, а может быть, просто решил, что раз кофейня предназначалась для меня, то мне про нее и рассказывать, потому что кому ж еще? Только вот куда я могла выбраться из-за решетки тире? Разве что угодить в ловушку повествования. Яник, видно, думал, что достаточно вставить парочку разговорных оборотов, и он сразу обернется мной. Только вот я здесь – это не я. Если вы все-таки поддались иллюзии, то это очень мило с вашей стороны. Но готова поспорить: вам даже в голову не пришло, что у этой иллюзии есть своя изнанка – чем больше вы ей поддаетесь, тем сложнее мне из нее выпутаться. Видите – это реально не я, я так не рассуждаю.

Впрочем, это не моя забота, что я здесь на самом деле не я. И не может быть моей заботой, раз уж меня здесь нет, правда же? Это называется логика. Скажем прямо: это все забота Яника. Ведь он тут с самого начала пытается привыкнуть к тому, что я уже никогда не буду мной. А еще, мне кажется, пытается понять, как ему теперь быть самим собой. Типа без меня. Кстати, я не говорила, что мы друг друга не любили, ровно наоборот.

В общем, все сложно и, наверное, не имеет никакого решения. В любом случае остается только идти дальше – и, может быть, решение появится по ходу.

Итак. Я на полтора месяца превратилась в разнорабочего (буду и дальше рассказывать от первого лица, но только так, из спортивного интереса). Я ходила по нашей стройке в платке и в маске, потому что обшарпанная стена жутко пылила. Вечерами я варила домашние сиропы, пробовала готовить вафли по настоящему рецепту (поначалу мы думали включить их в меню) и сочиняла коктейли. Заодно выясняла, какие разрешения надо получить, если хочешь открыть кофейню, например, действительно ли нужны три отдельных туалета – мужской, женский и для персонала, будто персонал – это какой-то третий пол. Яник тоже делал то, чем раньше точно никогда не занимался: отбивал штукатурку до камня, набрасывал на другую стену шпаклевку, помогал подключать электричество и тому подобное. У нас был жесткий график, так что Яник еле-еле разрешил мне сходить искупаться, когда я уже валилась с ног. Мол, только после работы.

– Мы тогда будем совсем мертвые и идти никуда не захотим, – возражала я. – Поплаваем недолго и уже через час обратно.

– Сначала мне нужно тут кое-что доделать, – ответил он, продолжая выдергивать старые двадцатисантиметровые скобы.

– Значит, я пойду одна.

– Я пойду с тобой, но только когда закончу. Купание будет в качестве поощрения.

– Ян, мне нужно искупаться! – воскликнула я. – И я уже не маленькая, чтобы получать что-то в качестве поощрения, понятно?

Я быстро проплыла пару бассейнов и на обратном пути купила нам у Гонзы Неруды рулетики с овечьим сыром и салат. Гонза Неруда был сириец^[96], он открыл в Поличке фастфуд, где продавал кебабы и всякую арабскую еду. Фамилия у него была настоящая, отец выбрал ее в честь чилийского поэта Пабло Неруды, а вот новое имя он взял уже в Чехии. Нам нравилось покупать еду у сирийца, тем более что в интернете тогда постоянно писали про беженцев, а наши знакомые собирали для лагерей фургоны и отправлялись волонтерами куда-то в Венгрию. Нам повезло, что наш сириец уже совсем интегрировался и сам нас кормил. Но иногда я думала, что вместо того, чтобы скоблить стену, я бы тоже с удовольствием поехала волонтерить в какой-нибудь лагерь – хоть какое-то приключение.

Новое заведение, появившееся прямо на главной площади, уже привлекало внимание местных. Время от времени кто-нибудь заглядывал в открытую дверь и о чем-то расспрашивал, чтобы потом передать эту информацию дальше. Я понимала, что здесь к нам будут относиться свысока. Мы как раз вовсю красили – витрину, батареи, серую штукатурку стены, по которой собирались потом пройтись цветным валиком, – и времени на разговоры у нас было навалом.

– Кофейня, значит? – переспрашивал какой-то дедуля с загорелой лысиной. – Но пиво-то вы наливать будете?

– Конечно, – отвечал Яник, не выпуская из рук малярной кисти.

– “Поличку”?

– Оно тут и так везде.

– Потому что оно самое лучшее.

– Мы хотим попробовать какой-нибудь крафт.

– Кра-афт? – недоверчиво протянул дедуля и вошел внутрь, будто надеясь своими глазами увидеть наше крафтовое пиво.

– А я тут всю жизнь на заводе проработал … – начал он, и еще добрых полчаса мы не могли ни выключить это радио, ни настроить его на другую волну.

Передача про старожилов закончилась, только когда за дедулей пришла его старуха, простите, дородная дама, которая все это время покупала на рынке стойкую краску для волос. Она повела себя очень любезно: оглядевшись, сразу же спросила, зачем мы так испоганили уютный интерьер “Арт-кафе”. И, мол, в какой цвет мы собираемся покрасить эту обшарпанную стену.

– Она такой и останется, – сообщила я.

– Останется? В таком виде?