Возможности любовного романа o

– Слушай, это ты можешь распродавать излишки чужого внимания, но не всем же так везет, – подкалывал ее протагонист. – Твоя мать ни в чем не виновата. Неужели никто из вас не замечает, что ей кое-чего не хватает?

– Чего, например?

– Чего-чего. Именно того, чего она добивается. Интереса к себе. Внимания. Разве непонятно?

– И все равно она ведет себя отвратительно, – настаивала героиня.

– Ладно, но тебе же надо что-то с этим делать. Может, дашь ей то, что она выпрашивает, и тогда просьбы прекратятся?

– Тебе хорошо говорить, это не твоя мама.

Мать Нины совершила фатальную ошибку, когда начала – возможно, бессознательно – соперничать с дочерью. Выиграть она, естественно, не могла, но и наша героиня оказалась в проигрыше, по сути дела потеряв мать, и теперь всячески старалась ей за это отомстить: например, когда мама звонила ей по выходным, наша героиня не слушала, что та говорит, а закатывала глаза и размахивала телефоном в воздухе.

– Не лучше ли просто перебить, чем вот так кривляться? – спрашивал протагонист.

– Думаешь, я не пробовала? Но ей хоть бы хны. Она все говорит и говорит – неважно, отвечаю я или нет, здесь я или где-то еще. Ей просто нужно высказаться, вот и все.

– А что если ты и со мной начнешь себя так вести? – выпалил в сердцах наш герой.

Нина слегка смутилась и следующие несколько недель вроде бы изо всех сил старалась поддерживать разговоры с матерью. Но потом она снова стала закрывать телефон рукой и параллельно говорить с тем, кто в тот момент оказывался рядом. Наш герой не сомневался: во время такого общения с матерью Нина могла бы запросто оформить в банке ипотеку.

Ее мансардная комната стала для нашего героя волнующим открытием, сад являл собой еще один незнакомый мир, но больше всего его притягивала стена, отделявшая кухню от столовой. На ней висела в рамочке первая строфа знаменитой баллады Китса La Belle Dame sans Merci^[40]:

 

Зачем, о рыцарь, бродишь ты

Печален, бледен, одинок?

Поник тростник, не слышно птиц,

И поздний лист поблек.

 

Антагонистка любила цитировать эти стихи – и еще юморески Христиана Моргенштерна. А в другую рамочку были вставлены две черно-белые фотографии, точнее даже – два увеличенных кадра пленки, с обеих сторон помеченные цифрами и окаймленные полосами перфорации. Протагонист рассматривал эти снимки в каждый свой приезд, так что его привычка превратилась почти в ритуал. На первой фотографии был запечатлен лежащий младенец, на второй – бунтующая толпа на одной из демонстраций во время Бархатной революции; эти два фото разделяло всего несколько недель. Ян теперь уже знал, когда у Нины день рождения, но, увидев эти снимки, впервые ощутил, что на деле означает восьмилетняя разница в возрасте. Он в ноябре 1989-го ходил в третий класс и живо помнил царившее тогда всеобщее воодушевление, а Нина, впервые разлепив глазки, лежала на спине и тянула ручки вверх, к свободе, принявшей форму расплывчатого пятна, из которого текло материнское молоко. Она уже не застала коммунизм, а он представлял свое детство именно как коммунистическое, чувствуя, что с концом коммунизма закончилось и оно. Она никогда не собирала цветные крючочки^[41], зато с малых лет могла поедать тягучие батончики “Марс” и “Сникерс”, не смотрела по телевизору “Вегу” и “Магион”, зато сразу подсела на канал “Нова”^[42] и могла разглядывать себя не только на черно-белых фотографиях, но и на видеокассетах, где четырехлетняя девочка веселит всех вокруг своими гримасками. Но самое главное – Нина не знала ничего другого, кроме собственной жизни в новую эпоху. Она была подобна инкунабуле: ее мир был удивительно цельным, не затронутым никаким историческим переворотом, никакой личной трагедией, никаким категорическим отказом или невозможностью чего-то, что было бы для нее действительно важно. Именно в этой невредимости и заключалась сила и слабость нашей героини, именно поэтому наш герой говаривал, что она несет в себе Отчаянную Легкость и Свирепую Непорочность.

Существование любимого человека до нашего знакомства с ним представляет собой одну из экзистенциальных тайн. По крайней мере, так казалось протагонисту. Как получилось, что любимый человек так долго жил на свете, а мы о нем ничего не знали? При этом у Нины в доме имелось множество следов и вещественных доказательств ее предыдущей жизни: от семейных альбомов с фотографиями из отпуска, на которых, словно фантом, возникала бледная девочка с длинными руками и ногами, от школьных тетрадей, исписанных детским почерком (который все убыстрялся и убыстрялся, так что сцепления букв теряли в этом гормональном ускорении свой внутренний покой и гармонию), до тюбиков в ванной – этих Нининых кремов для чувствительной кожи, которые все равно вызывали раздражение, и солнцезащитных средств с высоким фактором защиты (ведь чувствительная кожа не загорает на солнце, а сразу сгорает).