Вознесение (СИ)

Андромеда чем-то напоминала ему об ушедших днях, о путешествиях, но она не была похожа ни на кого, с кем ему довелось встречаться. Все люди в последние года были для него одинаковы, но Андромеда… Андромеда оказалась другой.

Он отчетливо чувствовал, что за ее хрупким телом скрывается могущественный потенциал. Разве что ему не было ясно, какие последствия он может повлечь.

— Быть может, именно ты станешь следующим человеком, о котором сложат легенды? — похлопав ее по плечу, сказал Камелот.

— Я не хочу… — тихо проговорила Андромеда.

Не такого ответа он ожидал. Но, впрочем, это еще раз говорит о ее индивидуальности.

— Я отправлюсь с вами, буду сопровождать до самой границы… — Камелот развернулся и зашагал вперед, в сторону дома. — Это моя плата за то, что ты сделала для меня.

— Я не сделала ничего особенного, — покачав головой, ответила она. — Это лишь сон.

— Который я бы не увидел без тебя… — остановившись, подметил Камелот. — Ее доспех отразился в моей памяти лучше, чем лицо — и это стыдит меня. Я не хочу ее забывать.

Это было не дело Андромеды, но она все же должна была это сказать.

— Но она хотела, чтобы ты забыл ее, не так ли? — спросила она.

Вопрос, на который, в самом деле, можно ответить просто догадавшись. Потому-то Камелот и решил ничего не отвечать, лишь улыбнувшись в очередной раз.

— Не задерживайся, тут водятся волки… хотя… — Камелот понял, что его выражение было немного глупым, учитывая, что Андромеда сама наполовину волк. — А, ладно…

Теперь, когда Камелот ушел, у Андромеды вновь появилась возможность подумать.

Встретиться с человеком настолько старым, что он аж помнил Конец Времен — это настоящая находка для нее, как для человека, интересующегося секретами мира. С другой стороны, Камелот не выглядел так, будто он горит желанием делиться секретами… возможно, в конце их пути, она заслужит доверие, чтобы задать вопросы. Потому что, вне всяких сомнений, в них есть опасность, которую хочется утаить.

Опустив голову, Андромеда вгляделась в свое отражение в воде. Как ни странно, вода в реке успокоилась, течение почти остановилось, и сейчас она могла использовать водную плоскость чуть ли не как идеальное зеркало. Она прекрасно видела свои глаза, волосы, черты лица, и огромную луну, затаившуюся прямо за ее спиной — чудесный вид, если не считать ее самой. Сейчас, в ее понимании, она выглядела крайне жалкой.

Моргнув лишь раз, опустив лишь одно мгновение, Андромеда полностью изменила свое отражение, но совсем не на то, что она представляла в своей голове. Ее глаза обернулись пылающими красным, а кончики, и даже корни волос окрасились в исключительно черный, будто у нее на голове появилась сама пустота космоса.

Обычно, она бы одернулась от такого вида, ведь именно так она и делала, когда подобное случалось ранее, но сейчас… она почему-то продолжала смотреть. Она не знала зачем, не знала почему, но была причина, по которой она не могла оторвать взгляда. Ее разум затуманился, и ей просто было интересно, что случиться с ней дальше.

Глаза закрываются, открываются — и вот вновь прошел лишь момент, но вид ее изменился. Ее белоснежная шерсть на лице покрылась брызгами крови, а из глаз потекла такая же черная смола, какая некогда стекала с тела Фауста, когда он был одержим могущественным духом, — Пожирателем. Тем, кто некогда воскресил ее и ее отца, пожертвовав души людей, тех, что Фауст нес за собой, и тех, кого он убил там же.

Андромеда приняла его в себя, использовала его силу против него же самого, тем самым одержав победу и выжигая его, как заразу, которую нужно было уничтожить. Возможно, она просто боялась, что от Пожирателя что-то осталось, и, рано или поздно, она падет под его влиянием, и превратиться в нечто более ужасающее, чем когда-то был Фауст. Появление ярости провоцируют эмоции, а не загадочное проклятие, — это она знала наверняка, а значит, бояться нечего, даже имея связь с Фаустом, она не должна была обратиться в нечто ужасное, неправильное… но сомнения не покидали ее.

Дурные мысли не прекращали преследовать Андромеду. Не только Пожиратель, но соитие с предком дракона, пораженного яростью — в каком-то смысле, она боялась обернуться все тем же чудовищем. И самое страшное, что со временем она все больше понимает, что ей становиться все равно на вещи, которые раньше вызывали у нее сочувствие. Если бы она раньше увидела, как целый город умирает на ее глазах, — у нее бы сердце разорвалось. А сейчас… ее ужасает скорее сам факт, нежели то, сколько людей погибло в считанные секунды. Она сожалеет, что не смогла помочь всем, и продолжит искать способ, как можно заиметь такую возможность, но она не убивает себя этой мыслью — она смирилась, что у нее ничего не получилось. Та Андромеда, что была раньше, «настоящая» в ее понимании, либо ни за что бы не сдалась, либо убивала бы себя этой мыслью так сильно, пока ее кто-нибудь не успокоил. Пока она не дошла бы до критический точки.

Она ощущала себя бесчувственной, неправильной.