Вознесенная грехом

Я остановился прямо перед ней, разрываясь между яростью и беспокойством. Все быстро выходило из-под контроля.

– Сними с нее одежду! – крикнул Эрл.

– Я досчитаю до пяти, а затем включу запись, – сказал Грей.

Потянувшись к блузке Марселлы, я заметил легкую дрожь в ее теле. Мой гнев мгновенно испарился, но я не мог вразумить Эрла и был чертовски уверен, что не позволю Коди прикоснуться к ней. Я начал расстегивать оставшиеся пуговицы на блузке. Мои пальцы коснулись кожи Марселлы, и по всему ее телу пробежали мурашки, но я мог думать лишь о том, что никогда не прикасался к коже мягче, чем у нее.

Она отшатнулась, когда я добрался до ее живота.

– Я сделаю это сама.

– Поторопись, черт возьми, хорошо? – прорычал я, зная, что это дойдет до Витиелло.

Сделав шаг назад, я смотрел, как Марселла расстегнула последнюю пуговицу, а затем сбросила блузку с плеч. После этого, она выскользнула из своих черных брюк. Ткань опустилась на грязную землю, оставив Белоснежку стоять в одних черных кружевных трусиках и черном лифчике без бретелек. Я даже не пытался не смотреть на нее. Это было физически невозможно. Ее привлекательность была слишком сильной.

– Остальное тоже, – прорычал Эрл.

Пальцы Марселлы дрожали, когда она расстегивала лифчик, и она заметно сглотнула, когда он упал на землю. Ее розовые соски сморщились. Я оторвал глаза от ее округлых грудей и встретился с ней взглядом, пытаясь не вести себя как чертов извращенец, но мне потребовалось собрать все мое самообладания, о котором я и не подозревал.

Позади меня Эрл и остальные начали выть и стучать по решетке. Вскоре собачий лай стал пронзительным и возбужденным. Марселла зацепила пальцами пояс трусиков, ее полные ненависти глаза впились в меня, прежде чем она сняла тонкую ткань. На мгновение мой взгляд метнулся вниз, как рефлекс, который я не мог контролировать, но этого оказалось недостаточно, чтобы в полной мере насладиться величием ее красоты. Я лишь мельком увидел треугольник черных волос и стройные бедра, прежде чем заставил себя отвести взгляд. Я боролся с желанием подойти к ней и защитить от всех голодных взглядов. Я не хотел делиться ей ни с кем, пусть даже у меня самого не было никакого права разглядывать ее. Черт. Меня раньше не волновало, если девушка, с которой я спал, переходила из рук в руки моим братьям по клубу. Так почему я так заботился о Марселле?

– Повернись, – приказал Эрл. Теперь гнев Белоснежки обрушился на него. Она дрожала, страх таился глубоко в ее голубых глазах, но этого нельзя было сказать по холодному выражению ее лица.

Марселла медленно развернулась с таким изяществом, которое немногие люди способны были показать в грязной конуре, окруженной похотливыми мужиками и разъяренными собаками. Я понял, что перестал дышать с того момента, как последний элемент одежды Марселлы упал на землю, и быстро сделал глубокий вдох. Мне, черт возьми, нужно было взять себя в руки. Я сосредоточился на Коди, пытаясь понять его реакцию. Он буквально истекал слюной, желая наброситься на девушку. К счастью, выражение лица Эрла было по большей части расчетливым, даже если он наблюдал за Белоснежкой с голодным блеском в глазах, разинув рот, – что сделал бы любой мужчина, увидев ее тело.

В конце концов, Эрл жестом приказал Грею выключить запись. Марселла стояла неподвижно, ее руки свободно висели по бокам. С такой внешностью, как у нее, у этой девушки не было причин стесняться своего тела, но не поэтому она выглядела невозмутимой к своей наготе. Она была слишком гордой, чтобы проявить слабость. Мне было интересно, что творилось у нее в голове.

– Будем надеяться, что твой папочка получит сообщение, – сказал Эрл, а затем развернулся и направился обратно к клубу, вероятно, чтобы погрузить свой член в киску клубной девушки.

Вскоре Грей, кандидат и Гуннар последовали за ним. Остался только Коди, продолжающий пялиться на Марселлу.

– Почему ты еще не свалил? – пробормотал я.

– А зачем? Чтобы ты мог засунуть свой член в эту девственную киску? Не слышал, чтобы ты заявил на нее свои права.

Я взглянул на Марселлу. Девственница? Она встречалась с этим итальянским сопляком два года. Я знал, что итальянская мафия придерживалась традиций, но даже они наверняка уже шагнули в двадцать первый век. Лицо Марселлы по-прежнему выражало ненависть и жуткую гордость.

– Никто не предъявит на нее свои права, – прорычал я.

– Посмотрим, – сказал Коди и наконец-то развернулся и зашагал прочь. Как только он исчез и оказался вне пределов слышимости, я повернулся к Марселле.

– Можешь одеваться.

Она сурово улыбнулась, но я не упустил блеска в ее глазах.

– Уверен, что ты именно этого желаешь? Разве тебе не хочется заявить права на мою девственную киску? – она выплюнула последние слова с отвращением. Было очевидно, что она не привыкла говорить непристойности.