Вознесенная грехом

– В этой ситуации размышлений недостаточно. Из-за него ты получила ужасную татуировку. Из-за него лишилась мочки уха, и ты говоришь мне, что тебе нравится этот ублюдок?

– Мэддокс не был причастен к этому. Он хотел остановить Эрла.

– Но не остановил.

– Он не мог.

Папа покачал головой.

– Он враг.

– Он не должен им быть.

– Он не может стать частью нашего мира. Наши люди никогда его не примут.

– Я знаю, что это будет тяжелая битва, но я готова сражаться.

– Ты всерьез думаешь, что Мэддокс захочет работать на меня, выполнять мои приказы? – Папа указал на порез сбоку на голове, затем на ногу. – Он ударил меня ножом. Он хотел меня убить. И скорее всего, все еще хочет убить меня и твоего брата.

– Но ведь он этого не сделал?

Папа мрачно усмехнулся.

– Ты спросила его, хочет ли он стать частью нашего мира?

Я сглотнула, пытаясь смириться с тем фактом, что Мэддокс напал на папу. Может, его жажда мести была все еще слишком сильна. Но что тогда будет с нами? Я бы не бросила свою семью.

– Я должна поговорить с ним.

– Мы можем подарить ему быструю смерть, если после разговора ты этого захочешь, – сказал Амо.

Я пристально посмотрела на него.

– Это не смешно.

– Верно, не смешно, – согласился брат. – Это гребаная чушь, раз ты думаешь, что любишь нашего врага.

Папа обнял меня одной рукой.

– Подожди день или два, прежде чем поговорить с ним. Дай себе время и восстановись после похищения. Поговори с мамой еще раз.

– Хорошо, – ответила я.

Папа был прав. Мне следовало поговорить с Мэддоксом, находясь в здравом уме. Слишком многое было поставлено на карту. Не только мое счастье и его жизнь, но и благополучие моей семьи. Я не могла быть эгоисткой.

Папа и Амо переглянулись с Маттео. Было нетрудно прочесть выражение их лиц. Они все надеялись, что я передумаю и позволю им убить Мэддокса.

– Если мы оставим его в живых и, вероятно, даже отпустим, он может снова попытаться убить твоего отца и брата. Ты правда хочешь рискнуть? – тихо спросил Маттео, когда мы направились к машине.

Глава 21

Мэддокс

В помещении без окон, куда меня затащили после того, как я убил Эрла, было темно. Вонь мочи и крови переросла в непреодолимый запах отчаяния. Мне было интересно, сколько людей погибли в этих стенах, раздавленные умелыми руками Витиелло. Теперь было два Витиелло, и я не мог сказать, кто хуже, отец или сын.

Мои руки все еще были липкими от крови дяди. Я, не раздумывая, убил его по просьбе Марселлы. И сделал бы это снова, даже если бы это опять привело меня сюда, в эту безнадежную тюрьму, а не в объятия девушки, о которой я не мог перестать думать. Мне следовало догадаться, что она не простит меня так легко. Даже убийство моего дяди не изменило того факта, что я похитил ее и не смог защитить от жестокости Эрла. Она всю жизнь будет носить на себе следы моих грехов.

Я потерял всякое чувство времени, хоть это и не имело значения. Я часто ловил себя на мысли, что желаю умереть.

Дверь со скрипом открылась, и свет из коридора ударил мне в лицо, на мгновение ослепив. Я прищурился, чтобы увидеть, кто пришел. Неужели Марселла решила попрощаться перед тем, как ее отец покончит со мной?

Но бросающий тень силуэт был слишком огромным, поэтому не мог принадлежать никому другому, кроме как самому Луке Витиелло. Прошло несколько секунд, прежде чем он стал четким. Выражение его лица было чистой сталью, а глаза – безжалостными озерами, которые я помнил годами. Он ничего не сказал. Возможно, надеялся увидеть, как я буду молить о пощаде, но это было бы пустой тратой нашего времени. Он не даровал бы пощады, а я бы отрезал себе член, прежде чем попросил бы его об этом. Пусть я и убил своего дядю и помог Витиелло спасти Марселлу, но я уж точно сделал это не ради него. Все, что я делал, было ради Белоснежки.

Я все еще желал его смерти. Быть может, так навсегда и останется.

– Время пришло? – прохрипел я. У меня першило в горле. За все время, что я провел здесь, мне не давали воды.

Лицо Луки даже не дрогнуло. Он наверняка представлял себе все способы, которыми собирался расчленить и пытать меня. Он ненавидел меня до чертиков за то, что я сделал с Марселлой, – и я целиком и полностью был согласен с ним в этом вопросе, – и еще за то, кем я был: байкером, сыном своего отца, человеком, прикоснувшимся к его дочери. Если бы Марселла рассказала ему, как я лишил ее драгоценной девственности, Лука, скорее всего, убил бы меня только за этот проступок.

Черт, это воспоминание, пожалуй, стоило того, чтобы умирать снова и снова.

– Ты похитил мою дочь, рисковал ее благополучием и безопасностью только для того, чтобы спасти несколько недель спустя. Интересно, зачем ты это сделал? Возможно, ты осознал, что мы с Семьей в конце концов найдем всех вас, и увидел в этом свой единственный шанс спасти свою чертову шкуру.

Я вскочил на ноги, но пожалел об этом: волна головокружения накрыла меня, и я вновь опустился на пол.

Витиелло смотрел на меня без эмоций. Я был не больше, чем грязь в его глазах.

– По той же причине, по которой я не воткнул нож тебе в глаз. Ради Марселлы.