Романтический порыв в сочетании с уверенностью – вот, мне кажется, чем на первых порах подкупил читателя Вознесенский. Дело ведь не в той производственно-технической документации эпохи спутников, которой поэт оснащает стихи, и не в том, что он расширил круг своих учителей, решившись ввести в этот круг, скажем, Хлебникова и Каменского.
Главное – в заявке на лирического героя, в той активности, которая отличает молодое поколение и признаки которой появились в «Мастерах» и первых стихах Вознесенского. И не потому ли захотелось иным критикам «приписать» этого поэта к Евтушенко (но не к теперешнему, а к тому, автору «Третьего снега», «Шоссе энтузиастов» и стихов о детстве), что Вознесенский попытался найти, выразить того самого героя, которого несколько лет назад потерял его старший товарищ? Вспомним, как Евтушенко завидовал более сильному человеку, что придет ему на смену: «Он будет честен жесткой прямотою, отстаивая правду и добро, и там, где я перо бросал: «Не стоит» – он скажет: «Стоит!» – и возьмет перо…»
Не этот ли новый человек почудился в стихах Вознесенского:Кто мы – фишки или великие?
Гениальность в крови планеты.
Нету «физиков», нету «лириков» —
Лилипуты или поэты!