Возница

Мальчишка, довольный этим приключением, засмеялся и даже захлопал в ладоши.

«Ему до того надоело лежать одному и думать свою думу, что скоро с ним сладу не будет», — сказала мать.

Беглец понял, что она его не выдаст, потому что мальчик заступился за него.

«Ваша правда, — ответил арестант. — Я зашел сюда к вам, чтобы попросить хоть немного поесть, но ничего не нашел. Сынишка ваш не дал мне ключей. Он толковей многих, у кого здоровые ноги».

Мать поняла, что он хочет к ней подольститься, и все же осталась довольна.

«Я сперва накормлю тебя», — сказала она.

Пока беглец ел, мальчик расспрашивал его про побег, и он рассказывал обо всем откровенно. Он не готовил побег заранее, просто случай помог. Он работал на тюремном дворе, и ворота были распахнуты, ждали, что привезут несколько возов угля. Мальчик спрашивал его без конца о том, как он пробирался через город в лес. Несколько раз человек порывался уйти, но мальчик и слушать об этом не хотел.

«Да вы можете посидеть весь вечер у нас и потолковать с Бернхардом, — сказала под конец хозяйка. — Вас ищет столько людей, что бежать вам еще опаснее, чем оставаться здесь».

Беглец продолжал сидеть и рассказывать, когда вошел хозяин. В комнате было полутемно, и торпарь подумал вначале, что сын разговаривает с кем-то из соседей. «Никак, это ты, Петер, рассказываешь сказки Бернхарду?»

Мальчик начал весело смеяться.

«Нет, отец, это не Петер. Тут дело намного интереснее, садись послушай».

Отец подошел к постели, но ничего не понял, покуда сын не шепнул ему в ухо:

«Это беглый».

«Господи спаси! Что ты болтаешь, Бернхард!» — воскликнул отец.

«Это правда, — сказал сын. — Он сам рассказал мне, как прокрался через тюремные ворота, как три ночи ночевал в заброшенной лесной хижине. Я теперь все знаю».

Мать быстро зажгла лампу, и торпарь поглядел на беглого, который встал у дверей.

«Могу я услышать, что тут стряслось?» — спросил хозяин.

Мать с сыном принялись наперебой рассказывать. Торпарь был человек немолодой и рассудительный. Пока они рассказывали, он внимательно рассматривал арестанта. «Видно, бедняга совсем больной, не жилец, — подумал он, — еще одна ночь в лесной хижине, и ему крышка».

Когда все замолчали, он сказал:

«Немало людей пострашнее тебя слоняется по большим дорогам, и никто их не забирает».

«Да ведь во мне-то что страшного? Просто пьян был, а один человек сильно раздразнил меня».

Торпарь не хотел, чтобы сын слышал это, и прервал его:

«Думаю, что так оно и было».

В доме наступила тишина. Торпарь задумался, остальные со страхом смотрели на него. Никто не смел сказать ни слова, чтобы упросить его. Под конец он повернулся к жене:

«Не знаю, правильно ли я поступаю, но я, как и ты, думаю, что если наш сын спрятал его, то нам не годится его выгонять».

Итак, было решено, что беглец останется ночевать и уйдет рано утром. Но на другое утро у него был такой жар, что он едва мог стоять на ногах. Пришлось оставить его в доме на несколько недель.

Странно смотреть на двух братьев, слушающих этот рассказ. Когда возница рассказал, что беглец остался в крестьянском доме, больной лежал спокойно, вытянувшись на кровати. Казалось, боли перестали мучить его, и он погрузился в счастливые воспоминания. Другой брат смотрит подозрительно, думая, что за этим кроется какая-то западня. Время от времени он делает брату знак, чтобы тот не очень-то верил вознице, но не может привлечь его внимание.

— Врача они не смели позвать, — продолжал возница, — в аптеку за лекарством тоже пойти боялись. Пришлось больному обходиться без него. Если кто-нибудь проходил мимо и хотел зайти к ним, хозяйка выходила на крыльцо и говорила, что у Бернхарда высыпала какая-то сыпь на теле. Мол, она боится, не скарлатина ли это, и не смеет пригласить гостя в дом.

Через несколько недель беглецу полегчало, он сказал себе, что дольше не годится оставаться у этих хозяев, что ему нужно идти дальше. Мол, нельзя дольше быть обузой этим бедным людям.

И тут хозяева заговорили с ним о том, что для него было нелегко слушать. Однажды вечером Бернхард спросил его, куда он собирается отправиться, когда уйдет от них.

«Верно, пойду опять в лес», — ответил он.

«Знаете, что я вам скажу? — сказала ему тогда жена торпаря. — Ничего хорошего не выйдет из того, что вы опять отправитесь в глухомань. Будь я на вашем месте, я бы примирилась с правосудием. Что за радость бегать от людей, словно дикий зверь?»

«Так ведь и в тюрьме сидеть радости мало».

«Уж лучше отсидеть и больше горя не знать».

«Да ведь когда я бежал, мне оставалось ждать совсем недолго, а теперь, поди, прибавят срок».

«Вот беда-то, и зачем вы только бежали!»

«Нет, — горячо возражает он, — это лучший поступок за всю мою жизнь!»

Сказав это, он смотрит на мальчика и улыбается, а тот смеется и кивает ему. Беглецу нравится этот мальчишка. Ему так и хочется поднять его с постели, посадить на плечи и унести.

«Вам трудно будет видеться с Бернхардом, если вы всю жизнь будете скитаться несчастным беглецом».

«А еще труднее будет, если меня запрут в тюрьме».

Сидевший у огня торпарь вмешивается: