Возраст чувственности

– Потому что больше не сделал никто. – Глаза Уинтерли сверкнули стальным блеском. – Агенты, шпионы, осведомители – расходный материал, их не используют долго. Одни готовы пойти на все ради денег. Другие так хитры и коварны, что после встречи с ними я пересчитывал, все ли зубы у меня на месте. Третьи работали за идею – призрачную, как мираж, и недостижимую, как линия горизонта. Никогда не доверяйте людям, фанатично преданным делу, Ровена. Они сгорают сами и причиняют боль тем, кого должны беречь.

Итак, они подошли к разговору о женщине, которую он любил. Ровена помнила ее имя – Хебе – и сейчас пыталась восстановить в памяти все, что слышала о ней. Самое неприятное, что даже тогда, под окном, Ровену охватила ревность к бывшей любовнице Джеймса. Пытаясь восстановить душевное равновесие, она могла кое-что пропустить. Пожалуй, не стоит упоминать о Хебе, тем более когда Джеймс смотрит так пристально, будто читает мысли.

– И эти дети – тех, кто погиб за идею? – понизив голос, спросила Ровена.

– Да, они невинные жертвы. Их родители поставили дело выше благополучия семьи. Мне сложно понять, что можно так поступить ради сомнительной цели.

– Почему же? Вы ведь сделали то же самое. Или вами двигала жажда наживы?

– У меня не было семьи.

Он говорил так, словно оправдывался. Ведь большинство мужчин ставили бы себе в заслугу заботу о трех сиротах и не умалчивали бы об этом. Джеймс считал, что не сделал ничего выдающегося. Как же ей защититься от такого человека?

– Ваш брат и племянница, а также Гидеон и Калли с вами не согласятся.

– Они от меня не зависят.

– Как и мои близкие. Но я сражалась бы ради них с самим дьяволом, не только с Бонапартом.

– Я тоже. – Уинтерли бросил на нее раздраженный взгляд, будто признался в этом вынужденно.

– И вы занялись контрабандой для того, чтобы защитить брата и его дочь, так?

– Происходящее виделось мне веселым приключением, я был молод.

– Жаль, что меня там не было. Хоть кто-то должен был сказать вам, что нельзя вести себя как полный идиот. Вам лучше было остаться и помириться с братом.

Джеймс пожал плечами.

– Но это невозможно! Я не стал бы слушать маленькую девочку, какой вы были, когда мне исполнилось двадцать, – пояснил он с улыбкой.

– Мне было десять лет, но вам пришлось бы меня выслушать. Мама говорила, что в том возрасте я была такой же бесстрашной и непослушной, как Эстер.

– Какое неожиданное признание. Но в то время я не слушал даже свою тетушку, а она была самой уважаемой и храброй женщиной в моем окружении. Но почему же вы так изменились, почему стали покорной?

– Я повзрослела, мистер Уинтерли.

– Хм, – улыбнулся он, будто вовсе не был в этом уверен, и оглядел ее с ног до головы. – В некотором смысле, да, с этим не поспоришь, но в другом…

– Мы сейчас говорим о вас, – перебила его Ровена.

– Не по моей воле.

– Вам больше нравится делать вид, что у вас нет сердца, верно? И не говорите мне о глубокой любви к близким и сострадании к несчастным детям.

– Ваши слова ранят меня в самое сердце, миссис Уэстхоуп, – произнес он беззаботным тоном салонного завсегдатая.

– Не стоит вести себя со мной так, Джеймс. Если, конечно, хотите, чтобы я всерьез воспринимала ваше идиотское предложение.

– Значит, вы все же пока раздумываете?

– Причина не в вас, а в несчастных детях.

– Несчастных? Потому что они малы и оторваны от родного дома? Или потому, что их спас я?

– И то и другое, – не раздумывая выпалила Ровена.

– Так вы готовы представить меня своим мужем? – усмехнулся Джеймс.

– Только после дождичка в четверг.

– О, я уже чувствую себя под пятой у жены, а вы еще даже не согласились на брак.

– И не соглашусь… Если только не увижу, что детям рядом с вами грозит опасность. Ради них я готова принести жертву.

– Что ж, судя по тому, какого вы обо мне мнения, надо заняться организацией нашей свадьбы как можно быстрее.

– Я не сказала, что выйду за вас, – процедила Ровена. – А вы все же джентльмен и не посмеете меня заставить. Я ведь слишком много о вас знаю.

– Что ж, надеюсь, мои дети тронут ваше сердце, если мне не удалось. И еще скажу, что не смог отвернуться от последствий войны и ринуться в новую битву, как сделали целые нации. Я привез троих детей сюда, потому что только так мог сохранить им жизнь. Ровена, ты готова стать для них матерью и помочь мне их вырастить? Одному мне не справиться.

Джеймс стал таким серьезным, будто решалась его судьба. Возможно, так и было, но Ровена этого не осознавала. По спине пробежала дрожь.

– Вы можете нанять меня в качестве няни или гувернантки, – заявила она, гордо вскинув голову. Укол ревности к незнакомой француженке заставил ее продолжить: – На вашем пути встречается столько женщин, что женитьба будет мешать вашей личной жизни.

– Знайте, я никогда раньше не делал предложение женщине. В раннем возрасте у меня возникло стойкое отвращение к браку.

– Неудивительно, – кивнула Ровена.

Уинтерли молча окинул ее взглядом. Неужели он никогда не забудет о том, как много ей о нем известно?