Возраст не помеха

– Дяденьки солдаты… – Ну, а как я еще мог появиться перед этими уставшими воинами, чтобы не вызвать к себе злобу? Правильно, нужно казаться тем, кем я, в сущности, и являюсь, то есть мальчишкой. – Дайте что-нибудь поесть, а то сил уже нет.

Сидел я под стеной дома, возле входа в подъезд, а разговор солдат доносился из самого подъезда. Выходить к ним я пока не спешил, напугаю, сразу прибьют. Послышался легкий шорох, лязгнуло что-то из оружия, а я все не вылезал.

– Кто здесь? А ну, покажись! – потребовали из подъезда. Голос, на удивление, настороженный и приглушенный.

– Я Захар, не стреляйте, дяденьки солдаты, – я медленно выполз из-за угла на четвереньках и увидел направленную на меня винтовку и, блин, ствол ручника. Руки я держал на виду, но, думаю, если бы бойцы захотели, шлепнули бы меня без раздумий.

– Ты гля, Жора, мальчуган! Ты откуда здесь, один? – Боец с винтовкой был невысок, может, на голову меня повыше, не больше. Копоть и грязь на лице не могли скрыть сильного загара, наверное, где-то на югах жил, видно, что загар у него вечный.

– Никого у меня больше нет, дяденьки, один я остался. Дайте корку хлеба, сил нет, – жалобно проговорил я.

– Залезай сюда, осторожнее давай, тут мешки лежат, вот так. – Мне помогли перебраться через бруствер из мешков, и я подвергся осмотру со всех сторон.

– Спасибо, – принимая сухарь, сую его в рот. Горечь табака вышибает слезы из глаз.

– Федька, ты опять сухари вместе с табаком держишь? Смотри, парнишку скрутило как! – отругал товарища наблюдательный дядя Жора. – Выплюнь, малец, я тебе своих сейчас дам.

С этими словами мне сунули в руки кучку сухарей. Вот же наши, советские люди, доверчивы и добры, даже на войне. Был бы я врагом, сейчас оба лежали бы уже и остывали, ведь я по ним вижу, даже дернуться не успели бы, эх, простая русская душа… И как мне теперь попросить их отвести меня к командиру? Они же меня как сынишку приняли, дядьки-то взрослые, лет по сорок обоим. Сколько из той жизни помню, повидал я людей разных национальностей, но только вот такие, воспитанные в Союзе, то есть наши, советские люди, могут быть такими человечными. Ведь они злые сейчас, как черти, а вот приняли, накормили и забыли на хрен про всю службу и войну.

– Откуда ты здесь? – вновь задал вопрос один из солдат.

Глаза попривыкли, и я смог разглядеть их получше. Грязные, уставшие, все же война – дело молодых, прав был Цой. Тот, что звался Жорой, чернявый и рослый, второй был ниже ростом, но тоже не тощий. Вообще, в этих ватниках и огромных шинелях все тут выглядят больше, чем есть на самом деле. Помню, всегда поражался размерам солдат на архивных фото, а когда в армии увидел полную экипировку, вопросы отпали сами собой.

– От немцев я, поймали в подвале за железкой, прятался там. Вчера наши стреляли из пушек, немцы забегали, уж слишком близко попадали, вот я и утек.

– Били?

– Да не, просто я немножко раненный, вот и смогли меня поймать. Ночью во сне стонал, наверное, ну и попался.

– Куда раненный, кто тебя? – заволновались мужики.

Господи, вот это отношение к детям! Да они бы сейчас меня на тот берег на себе перетащили бы, если б попросил, были же люди…

– Да в спину что-то стукнуло, я упал, больно было. Не знаю, что случилось, очнулся, а вокруг немцы, но не убили, даже перевязали.

– Ты смотри, не все у них суки, Федя, не добили пацана. Ты сейчас куда топал-то?

– Так к вам. Я много о фрицах знаю, могу показать, как лучше к ним подобраться.

– Жора, я к командиру схожу, пусть поговорит с мальцом, вдруг и правда чего-то знает! – Федор тут же побежал куда-то в глубь дома, а оставшийся Жора пристально смотрел на меня, жующего сухари.

– У них вот там, – я неопределенно указал в сторону западной части города, – танки стоят, но они на ремонте, целых немного. Это за железкой, недалеко, а вот возле самой дороги есть такие, без башни которые, те целые.

– Самоходки? – Я кивнул. – Много?

– Штук шесть видел, немцы их прячут, но я разглядел. Дальше еще есть, сколько не знаю точно, но не меньше, наверное. А в ямах больших, куда бомбы падали, у них солдаты сидят с толстыми трубами. Трубы вверх торчат, чего это такое, не знаю. – Да, прикинулся мальцом, минометы трубами обозвал. Что поделаешь?

– Кто тут у нас? – раздался незнакомый голос, и в помещении появился еще один военный. Бинокль на груди, каска на голове, автомат в руках, кажется таким же бойцом, как и остальные, но голос командирский. Лицо чисто выбрито, аж блестит, на вид командиру лет тридцать, воротника не вижу, фуфайка застегнута под самое горло. Бывалый, заметно, взгляд цепкий, карие глаза смотрят, как два ствола.

– Здравствуйте, я Захар, – представился я, вставая.

– Сиди. От немцев пришел? Где ты пробирался, точно можешь сказать?

– Конечно, только там у них эти сидят, с биноклями, как у вас, – предупредил я.

– Наблюдатели? Суки, тут кругом их глаза и уши. Парень, а ты случайно не лазил вот там, напротив? – и командир указал в сторону госбанка. В яблочко.