Возроди меня

Я слегка ударяю Уорнера по колену. Когда он смотрит на меня, я жестом приглашаю его присесть.

Он подчиняется.

– Пожалуйста, – шепчу я.

Уорнер хмурится. Наконец он нехотя говорит:

– Ты сказал, у тебя ко мне вопросы.

– Да. Вопрос первый: почему ты такой козел?

Уорнер снова встает.

– Милая, – говорит он тихо, – надеюсь, ты простишь меня за то, что я сейчас сделаю с его физиономией.

– Эй, засранец, я тебя тоже слышу!

– Так, это надо прекратить! – Я тяну Уорнера за рукав, но моя сверхчеловеческая сила на него не действует: он ее просто впитывает. – Пожалуйста, сядьте. Оба. А ты, – подчеркнуто говорю я Кенджи, – прекрати провоцировать ссоры.

Кенджи, ткнув кулаком в воздух, недоверчиво завопил:

– Вечно я виноват, да? Ну и пожалуйста!

– Нет, – с усилием говорю я, – ты не виноват. Это моя вина.

Кенджи и Уорнер одновременно посмотрели на меня.

– В этом, – я показываю на обоих, – виновата я. Извините, что просила вас стать друзьями. Вам не обязательно дружить. Вам даже не нужно нравиться друг другу. Забудьте, что я о чем-то просила.

Уорнер опускает руки.

Кенджи приподнимает брови.

– Обещаю, – говорю я, – никаких больше насильственных попыток вас подружить, и без меня вы вдвоем работать не будете. Так годится?

– Клянешься? – не верит Кенджи.

– Клянусь.

– Я счастлив, – искренне говорит Уорнер.

– Взаимно, чувак. Взаимно.

Я негодующе смотрю на них: впервые за две недели они в чем-то согласились, и это оказалась взаимная ненависть к моим надеждам на их дружбу.

Кенджи улыбается и плюхается на диван заметно свободнее. Уорнер присаживается рядом со мной привычно собранный, но не такой напряженный. Вот и все, что требовалось. Обстановка разрядилась. Теперь, когда они могут спокойно ненавидеть друг друга, они общаются абсолютно дружески! Никогда мне их не понять.

– Так какие у тебя ко мне вопросы, Кишимото? – повторяет Уорнер.

Кенджи кивает и подается вперед:

– Я хочу знать все, что ты помнишь о семье Ибрагима. Нам нужно быть готовыми к тому, что Хайдер устроит за ужином… – Кенджи хмурится, глядя на часы, – который начнется минут через двадцать. Из-за вас у нас вообще нет времени, но все равно расскажи о его вероятных мотивах. Я хочу быть на шаг впереди.

Уорнер кивает.

– Семью Хайдера в двух словах не опишешь. Клан внушительный, но Хайдер сам по себе куда менее сложен. Вообще, он – довольно странный выбор в нашей ситуации. Не понимаю, отчего Ибрагим не прислал свою дочь.

– Почему?

Уорнер пожимает плечами.

– Хайдер менее компетентен. Самодовольный, избалованный, надменный…

– Это ты себя или его описываешь?

На этот раз в ответ на колкость Уорнер и бровью не ведет.

– Ты не улавливаешь ключевую разницу, – говорит он. – Я уверен в себе, а Хайдер надменен. Это не одно и то же.

– А по мне, так одно!

Уорнер сцепляет руки и вздыхает, точно он старается быть терпеливым с трудным ребенком.

– Надменность – фальшивая самоуверенность, – начинает он. – По сути, это результат неуверенности в себе. Хайдер делает вид, что ему не страшно. Он хочет казаться брутальнее, чем есть. Он легко лжет. Все это делает его непредсказуемым и в каком-то смысле – более опасным противником, но в основном им движет страх… – Уорнер смотрит на Кенджи в упор: – В этом его слабость.

– Ха! О’кей, – Кенджи поглубже усаживается на диване, обдумывая услышанное. – А что-нибудь особенное? Что нам следует о нем знать?

– Да нет ничего такого. Хайдер – середнячок и лишь изредка добивается приличных результатов. Помешан на своей внешности. Основной талант у него к снайперской винтовке…

Кенджи поднимает голову:

– Значит, на внешности помешан? А вы с ним точно не родственники?

Уорнер делает кислую мину:

– Я мало думаю о своей вне…

– Ладно, ладно, – машет руками Кенджи. – Не думай, а то красивая мордашка покроется морщинками.

– Ты мне отвратителен!

– Я рад, что это у нас взаимно.

– Так, парни, – громко говорю я, – соберитесь. Нам ужинать с Хайдером минут через пять, а то, что он отличный снайпер, похоже, волнует только меня.

– Да, может, он прилетел… – Кенджи наставляет палец, как пистолет, на Уорнера, а потом на себя, – попрактиковаться в стрельбе.

Уорнер качает головой – раздражение еще не прошло.

– Хайдер не может без показухи. Я бы из-за него не волновался. Вот будь здесь его сестра, тогда… Впрочем, можно начинать беспокоиться – она почти наверняка прибудет следом.

Я приподнимаю бровь:

– Она такая грозная?

Уорнер наклоняет голову:

– Не то чтобы… Просто ею движет только рассудок.

– То есть она странноватая? – уточняет Кенджи.

– Ни в коем случае, но я привык чувствовать людей и считывать эмоции, а ее прочитать не могу. Должно быть, она мыслит слишком быстро для меня… Работу ее мозга отличает своеобразная изменчивость, прихотливость, напоминающая полет колибри… – Уорнер вздыхает: – Я, конечно, несколько месяцев ее не видел, но вряд ли она изменилась.

– Как колибри? – повторяет Кенджи. – Пощебетать любит?

– Нет, – отвечает Уорнер, – обычно она очень молчалива.

– Гм, о’кей, тогда я рад, что она не приехала, – заявляет Кенджи. – Судя по описанию, она зануда.

Уорнер отвечает, сдерживая улыбку:

– Она бы вспорола тебе живот за эту фразу.