Возроди меня

Грудь у него ходит ходуном, так что Уорнер вынужден согнуться, упершись руками в колени. Пытаясь отдышаться, он, не глядя на меня, шепчет:

– Мне так жаль, так жаль…

– Перестань! Перестань говорить!

– Прошу тебя…

– Как прикажешь теперь тебе доверять? – полными ужаса глазами я смотрю на него, ожидая спасительного ответа, однако Аарон ничего не отвечает. Он не оставляет мне ни единой опоры. – Как нам все вернуть? Неужели ты рассчитывал, что я забуду ложь о своих родителях или то, что ты истязал мою сестру? Я о тебе так мало знаю, – севшим голосом добавляю я. – Почти ничего… И я не могу, не могу этого сделать…

Он поднимает глаза, окаменев на месте. В его взгляде я читаю то, что он наконец понял, что я не стану делать вид, будто этого разговора не было, что я не останусь с человеком, которому не могу доверять. Я вижу, как надежда уходит из зеленых глаз. Уорнер хватается за голову. Его лицо, на котором застыло выражение шока, бледнеет, рот приоткрывается, Аарон шагает ко мне, растерянный, отчаявшийся, с умоляющим взглядом…

Но я должна уйти.

Я бросаюсь бежать по коридору, не зная, куда несут меня ноги.

Уорнер

Так вот что такое мучения.

Вот что имеют в виду, говоря «сердце разрывается». Мне казалось, я прекрасно знаю, что такое разбитое сердце, но теперь… теперь я понял это до конца. Прежняя боль, когда Джульетта не могла выбрать между мной и Кентом, – детская игра.

А это… Это пытка. Настоящее, неразбавленное страдание. И мне некого винить за эту боль, кроме себя, некуда направить мой гнев, кроме как вовнутрь. Не знай я наверняка, заподозрил бы у себя сердечный приступ. По мне будто проехал грузовик, переломав все ребра, и теперь обломки торчат внутри, протыкая легкие с каждым вздохом. Не могу дышать. Даже видеть нормально не могу.

Стук сердца гулко отдается в ушах. Кровь идет по телу слишком быстро, от этого бросает в жар и мутит. Горло перехвачено – не могу говорить, все тело как чужое. Нечеловеческое, неимоверное давление сплющивает тело, и я падаю на спину плашмя, ударяясь головой о стену. Стараюсь взять себя в руки, выровнять дыхание и рассуждать рационально.

Это не сердечный приступ, говорю я себе, с сердцем все нормально.

Я лучше знаю.

У меня паническая атака.

Такое случалось со мной всего однажды. Тогда боль материализовалась из ниоткуда, из ночных кошмаров, без предупреждения. Я проснулся посреди ночи в необъяснимом неистовом страхе, убежденный, что я умираю. Потом все прошло, но память о том случае осталась.

И вот опять… Я думал, что готов ко всему. Мне казалось, я собрался с духом и смирился с возможным исходом сегодняшнего разговора. Я ошибался.

Я чувствую, как она пожирает меня, эта боль.

Всю жизнь боролся с приступами тревоги, но обычно мне удавалось ее контролировать. В прошлом эти приступы всегда были связаны с работой, с моим отцом. Но чем старше я становился и чем больше власти обретал, тем легче мне удавалось обходить привычные триггеры: отыскались спокойные места, куда можно мысленно удалиться, а изучение когнитивной психотерапии помогло мне научиться управлять собой. Теперь тревога накатывает далеко не с прежней интенсивностью и гораздо реже, но иногда – очень редко – она превращается во что-то другое и выходит из-под моего контроля.

И я не знаю, как спастись на этот раз.

Я не знаю, хватит ли у меня сил справиться с приступом сейчас, когда я уже не знаю, за что мне бороться. Едва я падаю навзничь, прижав руку к груди там, где нестерпимо болит, как дверь вдруг открывается.

Я чувствую, что сердце забилось снова.

Я приподнимаю голову на дюйм и жду, надеясь вопреки всякой логике…

– Эй, где тебя носит?

Я со стоном опускаю голову. Из всех людей на базе…

– Але! – слышатся шаги. – Я знаю, что ты здесь. Почему в комнате такой бардак? Коробки какие-то, простыни?

Тишина.

– Мужик, ты где, я спрашиваю? Только что встретил Джульетту, она психует и не говорит почему, а ты, как обычный засранец, прячешься здесь…

И вот он останавливается. Я вижу его ботинки. Он смотрит на меня.

– Мое почтение, – говорю я, еле шевеля языком.

Глаза Кенджи становятся квадратными.

– Ты что на полу забыл? Да еще полуголый? Э-э, ты что, плакал?!

Я закрываю глаза, мечтая умереть.

– Да что происходит у вас? – Голос Кенджи уже ближе, и я догадываюсь – он присел на корточки. – Что с тобой творится, парень?

– Я не могу дышать, – шепчу я.

– Вот еще! Как это – не можешь? Она тебя снова подстрелила, что ли?

От этого напоминания меня снова пронзает боль – новая, острая. Господи, как я его ненавижу! Я с трудом сглатываю.

– Пожалуйста, уйди.

– Ну нет. – Я слышу шорох одежды – Кенджи садится рядом. – Как это понимать? Что случилось?

Я сдаюсь и открываю глаза.

– У меня паническая атака, бестактный ты осел, – хватая воздух ртом, кое-как выговариваю я. – И мне бы очень хотелось побыть одному.

Кенджи приподнимает брови:

– У тебя что?!

– Паническая… атака, – задыхаясь, повторяю я.

– Это что еще за фигня?

– У меня лекарство есть. В ванной. Пожалуйста.