Возроди меня

– Право же, любимая, – он качает головой. – Наверное, сказал бы, – он устало выдыхает, будто от этого признания у него кончились силы. – Не знаю, как тебя убедить, что я берег тебя от лишней боли. Я действительно думал, что биологические родители мертвы. Теперь я вижу, что скрывать это от тебя было неправильно, но я же не всегда поступаю как по учебнику… Прошу, поверь, я не хотел сделать тебе больно. Я не собирался намеренно утаивать от тебя информацию. Рано или поздно, выбрав момент, я сообщил бы тебе правду. Я просто выжидал удобной минуты…

Я уже не знаю, что чувствовать.

Я смотрю на Уорнера, на его опущенный взгляд, на движение кадыка, когда он пытался справиться с приливом эмоций, и что-то во мне ломается. Какая-то стена сопротивления начинает крошиться.

Он выглядит таким беззащитным и юным…

Глубоко вздохнув и медленно выдохнув, я поднимаю глаза, вглядываясь в его лицо, – и вижу, ловлю тот момент, когда он ощущает перемену во мне. В его глазах будто просыпается жизнь. Уорнер подается вперед, и мы оказываемся так близко, что я не решаюсь заговорить. Сердце бьется болезненно сильно, и мне ничего не нужно, лишь бы мне напоминали о каждом нашем миге и прикосновении. Меня обволакивает запах Уорнера, тепло его тела, его дыхание, золотистые ресницы и зеленые глаза. Почти машинально я касаюсь его лица – мягко, будто передо мной призрак или соткавшаяся из воздуха греза, и кончики пальцев проходятся по щеке, обводят подбородок и останавливаются. У Уорнера прерывается дыхание. Он дрожит всем телом,

когда мы прижимаемся друг к другу, будто в воспоминании

закрыв глаза

и легонько касаясь друг друга губами

– Дай мне еще шанс, – шепчет он, касаясь лбом моего лба.

У меня ноет сердце.

– Пожалуйста, – тихо повторяет он, придвинувшись еще ближе, и его губы касаются моих. Осторожно взяв мое лицо ладонями, он говорит: – Клянусь жизнью, я тебя не разочарую!

И целует меня, прямо здесь, в гуще событий, на глазах у всех. Меня переполняют чувства, голова идет кругом, а он прижимает меня к себе, и я не могу спасти себя от себя самой, не удерживаю стон, когда он целует меня, и я забываюсь в его вкусе, в тепле его тела, в его объятиях, и

резко отстраняюсь

отступаю так быстро, что едва не оступаюсь. Я тяжело дышу, щеки горят. В душе растет паника.

Уорнер молча смотрит на меня, и его грудь ходит ходуном от волнения, и в голову не приходит ничего правильного или разумного о том, что только что случилось, или о поднявшейся во мне буре эмоций, кроме…

– Это нечестно, – шепчу я, борясь с подступившими слезами, от которых щиплет глаза. – Это нечестно!

И, не желая слышать ответ, я бросаюсь бежать по коридору в бывшие покои Андерсона.

Уорнер

– Гром в раю, мистер Уорнер?

Я хватаю его за горло – от шока его лицо искажается – впечатываю его в стену и бешено говорю:

– Вы… Вы толкнули меня в эту невозможную ситуацию. Зачем?

Касл пытается сглотнуть, но не может. Глаза у него широко открыты, но в них нет страха. Когда он наконец начинает говорить, голос звучит хрипло, полузадушенно.

– Вы должны были это сделать. Без этого нельзя. Ее нужно было предупредить, и предупреждение должно было исходить от вас.

– Я вам не верю! – кричу я, еще сильнее ударяя его о стену. – Зачем я вообще вам доверял!

– Сынок, ты уж поставь меня на пол.

Я отпускаю его, и он судорожно вдыхает несколько раз, прежде чем ответить:

– Я не лгал тебе, Уорнер, ей нужно было узнать правду. Узнай Джульетта от других, она бы вас не простила. А теперь, по крайней мере, со временем… – он закашлялся, – может, и простит. Это ваш единственный шанс обрести счастье.

– Что? – Я опускаю руку. – С каких пор вас заботит мое счастье?

Касл долго молчит, растирая горло и глядя на меня. Наконец он отвечает:

– Думаешь, я не знаю, что отец с тобой сделал? Через что он заставил тебя пройти?

Теперь уже отшатываюсь я.

– Думаешь, я не знаю твою историю, сынок? Думаешь, я впустил бы тебя в мой мир, укрыл среди нас, если бы считал, что ты способен нам навредить?

Я тяжело дышу, вдруг смутившись и чувствуя себя беззащитным.

– Вы ничего обо мне не знаете, – возражаю я, зная, что лгу.

Касл улыбается, но заметно, что ему обидно.

– Ты еще мальчик, Уорнер, – тихо говорит он, – тебе только девятнадцать лет, ты об этом все время забываешь. У тебя нет опыта, ты не понимаешь, что уцелел чудом. Впереди у тебя вся жизнь, – он вздыхает. – Я пытался объяснить то же самое Кенджи, но он такой же упрямец…

– У нас с ним нет ничего общего!

– Ты знаешь, что ты на год моложе его?

– Возраст не имеет значения, почти все мои солдаты старше меня!

Касл смеется.

– Вы, ребята, слишком много выстрадали, – говорит он, качая головой. – У вас у каждого своя трагедия. Неуравновешенные, неустоявшиеся характеры… Я всегда хотел помочь, как-то поправить, улучшить мир для вас, молодых.

– Можете отправляться спасать мир куда-нибудь еще, – парирую я. – Нянчитесь с Кишимото как вам заблагорассудится, но я не ваш подопечный. Мне ваша жалость не нужна.

Касл только наклоняет голову.

– Тебе не избежать моей жалости, Уорнер.

У меня сжимаются челюсти.