Всё как тогда? Он снова бес, я снова отчаянная зверчонка без будущего. Тогда у меня хватало смелости броситься в овраг и пропасть, а сейчас…
Что ж… Была не была! Я схватила его руку и сама потянула его в толпу.
Тут же нас затянуло мягкой волной. Лица, уши, хвосты теплом солнечных лучиков касались меня. Вид их только заражал: улыбнись, улыбнись, улыбнись! И я не удержалась.
Взяв правой рукой Феникса, а левой – подскочившую Гили, я закружилась в хороводе. Нас заносило, мы летели, мы падали – танец двигал нас сам собой. Спустя мгновение мы уже дрыгали ногами и становились друг к другу носами, почти касаясь, но вовремя отодвигаясь. Вертели хвостами, дёргали ушами, хлопали ладошами. Даже вскидывали юбки – за такое мама бы меня оттаскала за ухо!
И когда приходила очередь Феникса, я раззадоривалась только сильнее. Приближалась к нему совсем близко и внезапно отпрыгивала. Внезапное тепло, как вольный огонь, вспыхивало в руках и ногах и так же быстро затухало. Я брала большую руку Феникса, проводила по ней пальцами и отпускала, а он хватал меня и тут же подбрасывал, после ловя вновь.
Раз, два, три… Последние мгновения песни! Она всё быстрее и быстрее. Феникс ближе и ближе! В этот раз я могу не сбегать. В этот раз я могу слегка поддаться. Чуть ближе, чуть теплее, чуть лучше. Довериться ему.
Наконец я подошла, позволив ему крепко обнять меня и поднять в воздух, смеясь и кружась.
Один, второй, третий круг. Перед глазами всё завертелось! Свет сменялся тьмой, тьма сменялась светом, жар становился лёгкой прохладой, прохлада начинала играть огнём. Раз, два, три…
Песня кончилась. Мы остановились.
Оказывается, мы отошли от толпы на небольшой выступ. Он выходил прямо к морю – спокойному и ласковому, едва шумевшему. Предки-звёзды маленькими точками отражались в водяной глади, как в зеркале.
Мой взгляд остановился на взгляде Феникса. В нём отражались мечты: смелые, как пламя, голубые, как небеса, светлые, как солнце. Мир, свобода, счастье… И мои глаза. Они отражались драгоценными камнями – такими я не видела их никогда. Сердце замерло в ожидании.
– Мира… Я всё хотел сказать… – пробормотал он.
Пока он говорил, я не удержалась и улыбнулась. Скользнула руками по его шее и обняла, чувствуя почти детскую мягкость его кожи. Такой горячей, что не верилось. Будто внутри и впрямь бушует пожар. А снаружи лишь щёки приобрели нежный румянец.
– Что… Что ты хотел сказать, Феникс? – пролепетала я, осматривая его лицо.
Неловко опущенный яркий взгляд, искрящийся огнём. Поджатые от смущения губы. Наливной румянец щёк.
Я наклонилась чуть ближе. Меня тянуло чувство. И оно было непреодолимым. Таким нежным, таким добрым… Таким родным.
– Мира, я… – он поднял на меня взгляд и замолчал, сонно щуря глаза, словно в дурмане.
– Феникс… – прошептала в ответ я, наклоняясь.
Всё ближе… Всё жарче… Всё горит… Почти коснулась… Сердце сейчас сойдёт с ума!
Но вдруг на нос упала… снежинка? Я удивлённо отпрянула. Феникс, кажется, почувствовал это и вновь открыл глаза, чтобы взглянуть на меня.
– Что это?.. – пролепетала я.
– Не может быть… – произнёс Феникс, отворачиваясь. Я проследила за его взглядом и ахнула.
На нас двигалась пурга. Нет, не просто пурга.
Живая снежная буря.
6. Буря
Не представляю, каково сейчас жителям Та-Ааи. Они вряд ли видели снег хотя бы раз в своей жизни. Теперь же за окнами их домов – невероятная пурга, какой даже я не переживала ни разу в жизни.
Неистовый ураган набирал скорость, снося каменные храмы, величественные статуи и пирамиды. Сами небеса померкли в стремительной буре. Темнота, свист и мороз – единственное, что оставалось там, за окнами, сквозь которые прорывались снежинки.
Благо наше убежище ещё стояло. Благодаря шаманкам: их нити плотно оплели толстые, высокие, поддерживаемые длинными колоннами стены дворца, не позволяя им развалиться. Однако я видела, как были напряжены их тела и как по ним стекал пот: ещё чуть-чуть – и они не выдержат.
Мы же все прятались и грелись, кто как мог. Разжигали костры, кутались в те остатки тканей, которые могли обнаружить. Фараон даже распорядился открыть двери в свою усыпальницу, откуда вынесли всё, что хоть как-то могло согреть ёжившихся и трясущихся от холода зверолюдей, а также редких змеелюдей, теряющих сознание от обморожения.
Нам же повезло: фараон вернул нам наши вещи, среди которых оказались шубы и даже моё свадебное платье. Уж не думала я, не гадала, что надену его вновь…
– Гили, ты куда? – прервал мои мысли Захария.
Словно завороженная, Гили тихонько зацокала к окнам.
Стояла такая тишина, что многие обернулись в её сторону.
– Хей, Мира… Захария… Смотрите, – слегка кивнула вперёд она.
Я привстала из-за стола, где мы расположились. Стоило поднять голову, как я вновь оказалась будто бы зайчонком в яме: темно, страшно, холодно. А окно – точно огромный надзирающий глаз чудовища, готового просунуть жадную лапу в следующий же миг.
– Что такое? – подошла я к Гили, укрывая шею варежкой: платок я отдала одному из малышей-зверолюдов.
– Смотри… – тихо сказала она, показывая пальцем за окно.