Возродившиеся из пепла

— Что? — спросила я слабым голосом.

У нас только что был секс, буквально несколько секунд назад. Нет, не секс. А трах. Чистый, настоящий, грубый и плотский трах. Но в сторону семантику. Он только что был внутри меня, его сперма буквально сейчас стекает по моей ноге. Он не мог меня выгнать. Нам нужно поговорить об этом. На самом деле поговорить. Я не думала, что с момента нашей встречи у нас хоть раз состоялся нормальный разговор. Нам нужно было поговорить, а ему нужно было произнести больше одного слога, чтобы я не чувствовала себя грязной шлюхой, которая только что занялась сексом с кем-то, от кого даже не услышала полного предложения.

Он смотрел на меня холодно.

— Ты должна, нахрен, уйти. Сейчас же, — процедил он жестко и бесстрастно.

Я слегка вздрогнула от стального тона и столь же стального взгляда. Я чувствовала себя униженной. Использованной. Запятнанной. У меня не было сил пробуждать в себе ярость, кричать, спорить или называть его женоненавистническим мудаком. Я просто еще секунду посмотрела на него и выскочила за дверь. Потом побежала, на всех парах промчалась через улицу и влетела в свой дом. Я очень надеялась, что соседи сейчас не решат полить свои сады и не увидят этого зрелища, но, опять же, я была слишком вне себя, чтобы волноваться об этом. Мне просто нужно было вернуться домой.

Захлопнув за собой дверь, я рухнула на пол и уткнулась головой в колени. Я не заплакала. Я не позволяла мужчине доводить меня до слез целых шестнадцать лет. И не собиралась начинать это сейчас. Кроме того, за шестнадцать лет меня не обижал ни один мужчина, и я боялась, что только что открыла эту дверь. На этот раз не кулаками и пинками. А холодными взглядами и резким отвержением. Но боль была точно такой же.

Булл

Булл расхаживал по гостиной, крепко сжав кулаки по бокам. Он боролся. На самом деле боролся. На этот раз он сражался не с демонами, одержимыми его уничтожением. Нет. На этот раз он сражался с самим собой. С ней.

Каждая клеточка его существа уговаривала его выйти в гребаный коридор и последовать за ней, затащить ее обратно сюда, извиниться, а затем снова трахнуть. У стены. Затем в своей спальне, пробовать на вкус ее киску, заставить кончить ему в рот, а потом трахнуть в третий раз. Его член затвердел при мысли о том, что ее медовый вкус окажется на его языке. Что он снова проникнет в ее тугой жар. Булл с такой силой ударил кулаком по стене, что пробил дыру. От гнева, разочарования. Но в основном, чтобы отвлечься. Однако боль не сильно отвлекла его от мыслей о ней. Боль была привычной. Его постоянным спутником. Желанным другом.

Опасно было не чувствовать боли. Чувствовать ее горячее упругое тело. Пробовать ее рот, чувствовать ее стон, когда он вколачивался в нее. Опустошаться в нее, когда она выжимала из него удовольствие до последней капли. Вот это было опасно.

— Бл*ть! — взревел он, качая головой.

Он облажался. И сильно. Господи, он же клялся себе, после тех двух мучительных часов в кинотеатре, он, черт возьми, поклялся, что сделает все, чтобы больше никогда не оказаться рядом с ней. Никогда не быть достаточно близко, чтобы почувствовать аромат ванили, исходящий от ее волос. Чтобы не почувствовать искру от соприкосновения с ее кожей.

Он серьезно подумывал продать свой дом. Уже три ночи провел в клубе, пытаясь выкинуть ее из головы. Трахнул единственную клубную сучку, которую мог выносить, которая знала правила, знала, что делать. Даже это не помогло. Он кончил, только представив себе Мию. Обычно, трахая клубных сучек, он делал все возможное, чтобы не думать о золотистых волосах. Вот почему Уит была лучшим выбором. Темные волосы, темные глаза. Пышнотелая. Полная противоположность. Он трахнул ее в день провала с кинотеатром. С тех пор не прикасался к ней; вместо этого искал утешения в бутылке виски.

И вот, спустя гребаные часы он вернулся домой, и сучка объявилась на его пороге. С тортом, мать его. Она болтала. Нервничала. И была чертовски неотразимой. Ему пришлось физически сдерживать себя, чтобы не затащить ее в дом, в тот момент, когда он открыл дверь.

И когда он, наконец, проиграл битву, притянув ее к себе и, наконец, попробовав ее рот, он ожидал, что она окажет сопротивление. Отшатнется с отвращением. Черт, он чертовски надеялся на это. Но вместо этого она слилась с ним воедино, впившись ноготками в его долбаную спину. Дикая кошечка лишила его разума. В тот момент, когда он был внутри нее, прикасался к ней, пробовал на вкус. Все исчезло. Воспоминания, демоны. Все. Была только она.

Когда они закончили, он посмотрел на нее. Глаза ее были томными, на лице застыло мечтательное выражение. Она была чертовски красивой. На самом деле ему пришлось сдержаться и не оставить нежный поцелуй на ее распухших губах. Не отвести золотистые локоны с лица.