ВозРожден быть знаменитым (СИ)

Все усложнялось тем, что это совпало с переходом их отношений в более… взрослую стадию. Они переспали на выпускном. Нельзя сказать, что после они зажимались на каждом углу, но в таком возрасте сложно противостоять собственным гормоном. И сложно не только Дану — Эшли и сама нередко бывала инициатором секса. В июле и начале августа она встречались уже не только ради походов в кафе.

И тут в конце августа Дан уезжает, полтора месяца проводит в разъездах, не всегда даже отвечая на ее звонки, а потом начинается учеба и работа одновременно, и вот он уже не может встречаться с ней так же часто, как раньше. Он понимал, как это может казаться со стороны — что он добился своего и теперь игнорирует ее.

Ситуация для Дана выходила неприятной. С одной — он чувствовал, что поступает не совсем красиво по отношению к шестнадцатилетней девушке. С другой — он не знал, как иначе, ведь отказаться от собственных амбиций для него тоже невозможно. Вот и получалось, что тянуть с этим — только делать друг другу хуже. Зачем трепать нервы друг другу, если их отношения откровенно не складываются?

У Дана всегда перед глазами был образец родителей, которые смогли сохранить страсть в отношениях, а не просто по привычке жить вместе. Они уделяли друг другу время, постоянно ходили на свидания, четко разделяли личные пространства друг друга и уважали хобби и привычки. И у папы, и у мамы были собственные, не общие друзья, увлечения, даже традиции. Но хватало и общего. Например, они каждый месяц ходят танцевать латино-американские танцы в одну студию, которая как раз и специализируется на танцах для супружеских пар.

И он. Через год отношений отчетливо понимающий, что не способен терпеливо отстаивать свою точку зрения в споре с той, которая просто хочет вернуть все, как было раньше.

Он позвал Эшли погулять вечером. Возле ее дома располагался небольшой сквер рядом с баскетбольной площадкой — он до сих пор иногда ходит сюда с БигБи побросать мяч, избавиться от напряжения за игрой и пустой болтовней. А сейчас они сели на скамейку и как-то неловко замолчали. Эшли опасливо косилась на него, явно чувствуя, что он не просто так позвал ее просто гулять, а не в кафе, как обычно.

Дан тяжело вздохнул, набираясь смелости и произнес:

— Нам нужно расстаться.

Эшли тяжело вздохнула, но ответила ровным и холодным тоном:

— Это потому что тебе нравится кто-то еще?

Дан, даже борясь с ее ревностью последние несколько месяцев, удивленно обернулся:

— Что? Нет! Просто… я так больше не могу, ты явно… тоже. Мы постоянно ссоримся. Очевидно, что не собираемся меняться. Мне нравится моя работа, нравятся мои увлечения…

— И ты не готов отказываться от общения с девушками ради меня.

Дан снова тяжело вздохнул. Он все пытался понять — она такая потому что ей шестнадцать, или это вне возраста?

— Как ты представляешь, я должен отказаться от общения со Скарлетт?

Эшли недовольно фыркнула:

— Вот видишь, ты сразу о ней вспомнил!

— Потому что из-за нее мы чаще всего ссорились. Но ты не ответила: как ты себе представляешь это? Мы с ней вместе состоим в кружке, где нас всего девять человек. Она болтлива. Не только со мной, а в принципе. Как я должен перестать с ней общаться? Игнорировать ее? Сбегать, когда она приближается? Чтобы не видится со Скарлетт, мне нужно отказаться от кружка, без которого я не смогу заниматься пением так же интенсивно, как сейчас.

Про то, что ему нравится с ней общаться, как с человеком, он говорить не стал. Эшли недовольно нахмурилась. Она злилась и молчала. Какое-то время Дан просто рассматривал ее профиль. Красивая. Почему вообще так получилось? Почему этого не было раньше? Год назад, когда он начал набирать популярность в интернете, Эшли даже радовалась за него…

— Но я не хочу расставаться, — внезапно уязвимо сказала она. — Я… я просто…

И разревелась. Наверное, не следовала так делать, но раньше Дан ссорился только с родней и истеричками — его первые серьезные отношения, помнится, закончились разбитой вазой и громкими криками о том, какой он козел. С Эшли все иначе.

Дан обнял ее. Эшли уткнулась ему в плечо и разревелась еще более горько. Причитала даже что-то про любовь, но словно и не пыталась его переубедить. Наверное и сама понимала, что это невозможно. Он не перестанет общаться с людьми, она — не перестанет ревновать. Но взрослое осознание вступило в конфликт с юношеским максимализмом, привязанностью и чувствами — может и не какой-то неземной любовью к нему, но абы кому в пятнадцать лет нюдсы не шлют.

Ему пришлось проводить Эшли до квартиры, а уже после брести домой самому. На светлой толстовке, в которой он ходил на разговор, ярко выделялось пятно от макияжа Эшли — как минимум ресницы она красила и явно не водостойской тушью. Было грустно и стыдно. Но одновременно стало легче — то самое ощущение сброшенного с плеч груза.