Возрождение

…Моего не бойся мрака,
Ночь, поверь, не хуже дня…
– А чего тебе, однако,
Нужно лично от меня? —
Смерть как будто бы замялась,
Отклонилась от него.
– Нужно мне… такую малость,
Ну почти что ничего.
Нужен знак один согласья,
Что устал беречь ты жизнь,
Что о смертном молишь часе…
– Сам, выходит, подпишись? —
Смерть подумала.
– Ну что же,
Подпишись, и на покой.
– Нет, уволь. Себе дороже.
– Не торгуйся, дорогой.
Все равно идешь на убыль. —
Смерть подвинулась к плечу. —
Все равно стянулись губы,
Стынут зубы…
– Не хочу.
– А смотри-ка, дело к ночи,
На мороз горит заря.
Я к тому, чтоб мне короче
И тебе не мерзнуть зря…
– Потерплю.
– Ну, что ты, глупый!
Ведь лежишь, всего свело.
Я б тебя тотчас тулупом,
Чтоб уже навек тепло.
– Шутишь, Смерть, плетешь тенета. —
Отвернул с трудом плечо. —
Мне как раз пожить охота,
Я и не жил-то еще…
– А и встанешь, толку мало, —
Продолжала Смерть, смеясь. —
А и встанешь – все сначала:
Холод, страх, усталость, грязь…

Володька уронил книжку на колени. И ошалелыми, невидящими глазами, в которых был только прозрачный блеск, уставился в дверь, за которой выла пурга. Медленно покачал головой. Передернул плечами. Потом – подхватил книжку снова и почти ткнулся в нее носом, поспешно вчитываясь в строчки, простыми короткими словами неспешно рассказывавшие о том, как человек… нет, Человек!.. раненый, замерзающий, уже фактически полумертвый, воюет не с кем-нибудь – с самой Смертью!

– Но тебе-то
И домой к чему прийти?
Догола земля раздета
И разграблена, учти.
Все в забросе.
– Я работник,
Я бы дома в дело вник,
– Дом разрушен.
– Я и плотник…
– Печки нету.
– И печник…
Я от скуки – на все руки,
Буду жив – мое со мной.

Мальчишка опять отложил книгу. Пошевелил губами, что-то повторяя про себя, потом – недоверчиво посмотрел на свои руки, поворачивая их перед глазами так и сяк. Чуть нахмурился – с горькой досадой вроде бы… яростно мотнул головой, снова схватив книгу…

…Дрогнул Теркин, замерзая
На постели снеговой.
– Так пошла ты прочь, Косая,
Я солдат еще живой.
Буду плакать, выть от боли,
Гибнуть в поле без следа,
Но тебе по доброй воле
Я не сдамся никогда!..

…Володька осторожно, бережно положил книгу на стол. Вытер рукавом водолазки взмокший, горячий лоб. Почти с испугом покосился на тонкую стопку листов в бумажной обложке, лежавшую на столе. Повторил тихо:

Буду плакать, выть от боли,
Гибнуть в поле без следа,
Но тебе по доброй воле
Я не сдамся никогда!.. —

и вдруг негромко рассмеялся, а потом – резким, непреклонным движением скинул ноги с кровати…

Володька работал ножницами, недовольно косился на свечи – на столе в ряд – и размышлял. Дед убирался в станционном здании – была его очередь, и старик не пожелал ее уступать, хотя Володька и предлагал взять все это дело на себя.

Мальчишка потихоньку готовился к Новому году. Хотя, если честно, он не думал, что в этом есть смысл. Какой Новый год? 20…-й? Но этот счет почему-то теперь казался смешным и даже оскорбительным. 1-й? Почему и с чего? 3-й? А что это за дата, с которой надо отсчитывать годы вообще? Да и для кого их отсчитывать?

Но Володька любил этот праздник всегда. И видел, что и деду его хочется отпраздновать. А если так – то почему нет?

Но его угнетала бессмысленность того, как они живут.