В самой Парме его дело продолжил, а затем и преобразил Франческо Маццуоли, прозванный итальянцами Пармиджанино — Пармезаном. Родившись сиротой (1504), он воспитывался двумя дядями-художниками, так что его талант быстро созрел. В семнадцать лет ему поручили украсить капеллу той же церкви Сан Джованни Евангелиста, купол которой расписывал Корреджо; в этих фресках его стиль достиг почти корреджианского изящества, к которому он добавил свою особую любовь к изысканным одеждам. Примерно в это же время он написал замечательный портрет себя, увиденного в зеркале; это один из самых привлекательных autorittrati в искусстве, показывающий человека утонченного, чувствительного и гордого. Когда Парма была осаждена папскими войсками, его дяди упаковали эту и другие его картины и отправили Франческо с ними в Рим (1523), чтобы он изучил работы Рафаэля и Микеланджело и добился благосклонности папы Климента VII. Он был на пути к полному успеху, когда разграбление Рима вынудило его бежать в Болонью (1527). Там один из его коллег-художников лишил его всех гравюр и эскизов. Предположительно, к этому времени умерли его дяди-покровители. Он зарабатывал на хлеб, расписывая для Пьетро Аретино королевскую Мадонну делла Роза, ранее находившуюся в Дрездене, и для нескольких монахинь — Санта-Маргериту, которая до сих пор сохранилась в Болонье. Когда Карл V приехал туда, чтобы реорганизовать разоренную Италию, Франческо написал его портрет маслом; императору он понравился и мог бы составить состояние художника, но Пармиджанино забрал портрет в свою мастерскую, чтобы внести в него несколько последних штрихов, и больше никогда не видел Карла.
Он вернулся в Парму (1531) и получил заказ на роспись свода в церкви Мадонны делла Стекката. Теперь он был на вершине своих сил, и его побочные произведения были высокого уровня: Турецкая рабыня, которая больше похожа на принцессу; Брак Святой Екатерины, соответствующий обработке этой темы Корреджо, с детьми неземной красоты; и анонимный портрет предположительно его любовницы Антеи, описанной как одна из самых известных куртизанок того времени, но здесь ангельски скромная, в одеяниях, слишком роскошных для кого-либо менее чем королева.
Но теперь Пармиджанино, возможно, подстрекаемый своими несчастьями и бедностью, увлекся алхимией и, забросив живопись, занялся установкой печей для импровизации золота. Церковники Сан-Джованни, не сумев вернуть его к работе, приказали арестовать его за нарушение договора. Художник бежал в Казальмаджоре, погрузился в алембики и тигли, отрастил бороду, пренебрег своим лицом и здоровьем, подхватил простуду и лихорадку и умер так же внезапно, как Корреджо (1540).
II. БОЛОГНА
Если мы с неприличной поспешностью обойдем стороной Реджо и Модену, то не потому, что в них не было заветных героев меча, кисти или пера. В Реджио монах-августинец Амброджио Калепино составил словарь латинского и итальянского языков, который в последующих изданиях превратился в полиглотский лексикон из одиннадцати языков (1590). В маленьком Карпи был красивый собор, спроектированный Бальдассаре Перуцци (1514). В Модене был скульптор Гвидо Маццони, который потряс горожан реалистичностью терракотового Христа Морто; а хоровые помещения пятнадцатого века в соборе одиннадцатого века соответствовали красоте фасада и кампанилы. Пеллегрино да Модена, который работал с Рафаэлем в Риме, а затем вернулся в родной город, мог бы стать известным художником, если бы не был убит бандитами, которые хотели убить его сына. Несомненно, насилие эпохи Возрождения уничтожило в своем росте целый полк потенциальных гениев.