Возрождение

Мартин V, хотя и сам был римлянином, не мог сразу отправиться в Рим: дороги держал кондотьер Браччо да Монтоне; Мартин решил, что безопаснее будет остановиться в Женеве, затем в Мантуе, потом во Флоренции. Когда он наконец добрался до Рима (1420), то был потрясен состоянием города, ветхостью зданий и людей. Столица христианства была одним из наименее цивилизованных городов Европы.

Если Мартин и продолжал характерные злоупотребления, назначая своих родственников Колонна на доходные и властные должности, то, возможно, потому, что ему нужно было укрепить свою семью, чтобы иметь хоть какую-то физическую безопасность в Ватикане. У него не было армии, но на папские государства со всех сторон давили вооруженные силы Неаполя, Флоренции, Венеции и Милана. Папские государства в большинстве своем снова оказались в руках мелких диктаторов, которые, хотя и называли себя викариями папы, во время разделения папства приняли на себя практически суверенную власть. В Ломбардии духовенство веками враждовало с римскими епископами. За Альпами лежало разрозненное христианство, которое утратило уважение к папству и жаловало его финансовой поддержкой.

Мартин мужественно и успешно справился с этими трудностями. Хотя ему досталась почти пустая казна, он выделил средства на частичное восстановление своей столицы. Его энергичные меры оттеснили разбойников с дорог и из Рима; он уничтожил разбойничий оплот в Монтелипо и обезглавил его главарей.18 Он восстановил порядок в Риме и кодифицировал его коммунальное право. Он назначил одного из первых гуманистов, Поджо Браччолини, папским секретарем. Он привлек Джентиле да Фабриано, Антонио Пизанелло и Масаччо к росписи фресок в Санта-Мария-Маджоре и в соборе Святого Иоанна в Латеране. Он назначил в коллегию кардиналов людей с умом и характером, таких как Джулиано Чезарини, Луи Аллеман, Доменико Капраника и Просперо Колонна. Он реорганизовал курию для эффективного функционирования, но не нашел способа финансировать ее, кроме как за счет продажи должностей и услуг. Поскольку церковь просуществовала столетие без реформ, но едва ли смогла бы прожить неделю без денег, Мартин решил, что деньги нужны больше, чем реформы. В соответствии с декретом Фрекенса, принятым в Констанце, он созвал собор в Павии в 1423 году. На нем присутствовало мало людей; из-за чумы его пришлось перенести в Сиену; когда он предложил взять на себя абсолютную власть, Мартин приказал его распустить, и епископы, опасаясь за свои кафедры, повиновались. Чтобы успокоить дух реформ, Мартин издал (1425) буллу с подробным описанием некоторых замечательных изменений в процедуре и финансировании курии; но возникла тысяча препятствий и возражений, и предложения исчезли в быстром забвении времени. В 1430 году немецкий посланник в Риме отправил своему принцу письмо, которое почти стало сигналом к началу Реформации:

Жадность господствует при римском дворе, и день ото дня он находит новые средства… для вымогательства денег у Германии под предлогом церковных сборов. Отсюда много возмущений… и изжоги;… также возникнет много вопросов в отношении папства, или же, наконец, от повиновения полностью откажутся, чтобы избежать этих возмутительных поборов итальянцев; и этот последний курс, как я понимаю, был бы приемлем для многих стран».19

Преемник Мартина столкнулся с накопившимися проблемами папства, будучи набожным францисканским монахом, плохо подготовленным к государственной деятельности. Папство было больше правительством, чем религией; папы должны были быть государственными деятелями, иногда воинами, и редко могли позволить себе быть святыми. Евгения IV иногда можно было назвать святым. Правда, он был упрям и угрюмо непреклонен, а подагра, от которой у него почти постоянно болели руки, дополняла море проблем, делая его нетерпеливым и необщительным. Но он жил аскетично, ел скудно, пил только воду, мало спал, много работал, добросовестно выполнял свои религиозные обязанности, не держал зла на врагов, легко прощал, щедро одаривал, ничего не оставлял себе и был настолько скромен, что на публике редко поднимал глаза от земли.20 Однако немногие папы заслужили столько недоброжелателей.