Возрождение

Как помню, мы не жили богато ни дня, но в доме было много радости и детей. Сколько ж нас было? Братьев, сестер, кажется… одиннадцать! Мне было пятнадцать лет, а младшей Спинетте еще меньше, когда отец наш умер. Заботу о большой семье взял на себя наш старший брат Антонио. Он смог всех прокормить, но не обеспечить приданым, а потому, в 1454 году, меня и Спинетту братец отправил сюда, в Прато, для пожизненного проживания в монастыре Святой Маргариты. Здесь мы обе превратились в божьих невест…

Смотрю на Марию Липпи, мать моего друга Джузеппе. На этот раз она проявилась рядом с Лукрецией. Невероятно, но факт, три женщины из разных времен оказались в одно время в одном из домов Прато, связанные невероятной историей прошлого. Неужели это дом Фра Филиппо? Кажется, именно он был разрушен при бомбардировке города в годы Второй мировой. От него тогда остались лишь руины.

– Как бы нам не заплутать среди временных перекрестков, – говорю я, смущенно улыбнувшись.

– То, что является трудностью для тебя, нами воспринимается иначе, – сияет Мария. – Для нас время отсутствует, в это мгновение мы можем видеть события, разделенные в привычном представлении десятилетиями, а то и столетиями. Я охотно расскажу о Филиппо. Совсем немного, лишь то, что известно в Италии почти каждому. А затем…

– Интересно, очень интересно! – Фра Филиппо заботливо помогает Лукреции присесть на деревянный стул с высокой спинкой, украшенной замысловатой резьбой. – Тебе удобно, дорогая?

Руки Лукреции царственно лежат на подлокотниках стула, более похожего на трон. Филиппо, как истинный художник, тщательно поправляет складки пышных одеяний жены. С улыбкой, приоткрыв губы, любуется своей работой и только потом обращается взглядом к Марии. Я вижу, Мария обожает его.

– Итак, я – Филиппо ди Томмазо Липпи родился во Флоренции, в квартале бедняков на улице Ардильоне в 1406 году в семье мясника Томмазо ди Липпи и Антонии.

– Мать будущего художника скончалась от послеродовой горячки, – подхватывает повествование Мария. – Заботы о Филиппо и его старшем брате Джованни взяла на себя сестра отца. Прошло лишь два года, и ушел из бренного мира отец Томмазо. Тётушка, не имея ни сил, ни денег для племянников, спустя шесть лет, отдала их на воспитание монахам Флорентийского монастыря кармелитов. Детство Филиппо было тяжелым и ничто в нём не свидетельствовало о скрытой силе большого таланта.

– Как ничто? – Фра Филиппо выглядит возмущенным до глубин души. – Я рисовал, сколь себя помню! Начал ползать и уже рисовал на земле палочкой. Стал ходить и мои рисунки усложнились. Я даже научился затачивать палочки и делал это сам. Уже тогда я стремился к утонченности в рисунках. Мне повезло. В монастыре мне было с чем работать. Я старательно копировал фрески, забывал о времени, не помнил уроков. Я жил в том, что изображал. Как затворник просиживал в капелле Бранкаччи, ведь её расписывал сам Мазолино! А потом к нему присоединился Мазаччо, который был для меня, как Бог, и я пред ним преклонялся. И это судьба, её рука, знаю! Потому что росписи капеллы завершит не кто-то далекий, а мой сын Филиппино. Это произойдёт в 1480 году, когда меня уже не будет среди живых. Да, Лукреция, наш Филиппино по моим следам придёт в то самое место, – в капеллу Бранкаччи! Фрески Мазолино и Мазаччо вдохновят и его на величайший труд!

– Я видела сокровища церкви Санта Мария дель Кармине и капеллу Бранкаччи лишь однажды. Фрески о первородном грехе, несмотря на свой почтенный возраст, покорили меня. Могу понять чувства Филиппино и ваши, Филиппо… Итак, в пятнадцать лет вы уже стали монахом, – продолжает Мария, – и вас все называли братом. Так проявилось ставшее впоследствии знаменитым имя ваше Фра Филиппо Липпи, в котором «фра» – сокращение от слова frate[19], означающее «брат».

– Да, дорогая! 8 июня 1421 я принял сан в кармелитском монастыре дель Кармине, превратившись в монаха Фра Филиппо Липпи, к слову сказать, брат мой Джованни пришел в монашество там же, но двумя годами ранее. Десять лет жизни я провел в монастыре как монах. Впрочем, мне не было скучно: я рисовал много и усердно. Меня никто не учил, я подражал знаменитым флорентийским мастерам, копируя их фрески. В конце концов, мой талант признали и доверили мне закончить росписи рано почившего Мазаччо. Я справился! Стали появляться небольшие заказы и для других церквей Флоренции. Я был молод, мне хотелось посмотреть мир, и в двадцать пять я ушел из монастыря, не сняв с себя иноческих одежд.

– Биографы говорили и писали всякое, даже будто бы во время плавания с друзьями близ побережья Анконы Фра Филиппо угодил в плен к мусульманским пиратам. После освобождения, похожего на чудо, он добрался до Неаполя, а затем и до Флоренции. Однако я сомневаюсь в правдивости этих слов, – Мария Липпи выжидающе смотрит на пращура.

Ему явно нравится и внимание, и услышанное.