Возрождение

Капелла Бранкаччи (итал. Cappella Brancacci) в церкви Санта Мария дель Кармине (итал. Santa Maria del Carmine), Флоренция, Италия.

Тёмные квадраты и белые прямоугольники. Их было много. Я красил, но часто прерывался, чтобы посмотреть, как элегантно танцует на фреске моя мама. Потом стал работать над квадратами красными.

Филиппино вновь умолкает, вероятно, он мысленно перелистывает страницы жизни своей. Мы не торопим его. Путь к кафедральному собору короток и мы преодолеваем его минут за пять. Сквозь боковой вход попадаем внутрь и поднимаемся по ступеням к знаменитой капелле.

– Отец стал первым моим наставником. Я взял в руки кисть рано, мне было тогда, как он вспоминал, два года, а в три я уже ему помогал. – Филиппино сосредоточенно разглядывает фреску. – Может, я не совсем ему помогал, но и не мешал работать. Уже тогда рисование целиком захватило меня. Отец наблюдал, с каким усердием я занимался квадратами и довольно посмеивался. Для меня были сделаны специальные мостки. Вскоре отец уже давал мне советы, а потом стал подсказывать, что я должен делать и как. В Сполето, в кафедральном соборе, я работал на равных со взрослыми.

– В этой фреске много находок. Прежде всего, раскадровка по времени и по действию. Саломея танцует, Саломея принимает голову Крестителя на блюдо, Саломея подносит голову Иоанна матери. – Я рассматриваю фреску то приближаясь к ней, то отдаляясь. – И вот что поражает, Саломея подносит голову матери, но смотрит не на мать, её взгляд обращен к кому-то незримому. Филиппино, ты знаешь, на кого смотрит Саломея? Если это… не семейная тайна!

Он смеется.

– На Ирода! Фреска ведь называется «Пир Ирода»!

– Но где ж он? – Мария заинтригована, как и я.

– Близко! В этой работе отца присутствует эффект пространства! Я говорю не о пейзаже в арочных проёмах. Думаю, Фра Липпи был первым, кто осмелился каждого, кто находится в Капелле… сделать гостем… пира царя Ирода.

– Почти кино! Он предвидел эпоху кинематографа! – Я поражена открытием, и, резко повернувшись от фрески с Саломеей к боковой стене, встречаюсь взглядом с Фра Липпи.

Он – это царь Ирод, в восторге упавший на колени пред чудом, завороженный танцем Саломеи, готовый воскликнуть: Miracolo[32]! Его лицо в благоговении пред ней, руки раскинуты по сторонам. Он смотрит на танцующую Саломею, а видит девушку, подносящую жертвенную голову. Таков он – Ирод – царь в дорогих одеждах, преклонившийся пред происходящим. Таков и Фра Филиппо Липпи, способный восторгаться, наслаждаться, боготворить.

– Мама Лукреция прекрасно танцевала и пела, она аккомпанировала себе на лютне и она знала латынь, – даёт пояснения Филиппино. – Отец часто просил её потанцевать для него. Я думаю, она действительно вдохновляла отца на творческие подвиги!

Мы вышли на соборную площадь. Стемнело, высоко над площадью парила полная луна, прикрытая тончайшей завесой влаги. Оттого края её выглядели размытыми. Свежо было до озноба. Неужели и это эффект прошлого? Стараюсь изо всех сил удержать в памяти подробности нашей встречи.

Мы уселись на ступени храма. Уходить не хотелось. Пьяцца дель Дуомо в мягком лунном свете походила на декорацию мистического спектакля.

– Мама передала мне кисти отца. Она сохранила их все, даже самые старые. Я дорожил ими и брал для работы лишь над самыми ответственными местами.

– Расскажи нам о твоей жизни в Сполето без отца, – просит художника Мария Липпи.

– Отец недели за две до кончины попросил фра Диаманте завершить моё обучение. После похорон мы решили закончить соборную роспись. Когда нам выплатили деньги, фра Диаманте оставил себе и долю отца. Он сказал, что намерен потратить их на моё обучение. В первых числах марта я вернулся домой, в Прато. Мама Лукреция ждала меня: она хотела знать всё о нашей жизни вдали от дома. Я припоминал для неё даже мелочи. Ей было нужно знать даже то, что незадолго до кончины отец купил себе чулки. Мы жили в арендованном доме с небольшим огородом. Отец в Сполето дважды сильно болел, но ему хватило воли преодолеть немощь: он очень хотел купить для нас новый просторный дом в Прато. Хочу сказать, со временем я смогу исполнить его мечту: новый наш дом будет примыкать к старому отцовскому. И сестра, и тетушка Спинетта обрадуются такому соседству.

Я вернулся к фра Диаманте, но зря. Желание обучать меня у него уже иссякло. Вскоре я увидел, что он нашел трёмстам отцовским дукатам иное применение. Я высказал всё моё негодование, монах рассердился и, назвав меня неблагодарным, попросил покинуть его дом. Случилось это, в общем-то, для пользы моей. Вскоре меня поддержал ученик и почитатель таланта отца Сандро Боттичелли. К тому времени он уже имел во Флоренции свою мастерскую и мог официально взять в обучение помощника. Для меня годы с Сандро были годами первой любви.

– Своё детство ты мог бы назвать трудным? – Мой вопрос заставил его на мгновение задуматься.