Возрождение

Леонардо да Винчи уехал во Францию весной 1517 года, по моим предположениям спустя 11 лет после того, как завершил работу над Лизиным портретом… Он увез картину с собой, и последний мазок нанес на тополевую доску незадолго до своей кончины в 1519 году.

Кардинал Луиджи Арагонский побывал у Леонардо в его французской мастерской. Описание визита было сделано секретарем кардинала Антонио де Беатисом. Даю в оригинальной записи лишь абзац, касающийся «Джоконды»: …tre quadri, uno di certa donna Fiorentina facta di naturale ad istantia del quondam mag.co Juliano de Medici, l’altro de San Joane Bap.ta giovane et uno de la Madona et del figliolo che stan posti in grembo di S.ta Anna tucti perfectissimi, et del vero che da lui per esserli venuta certa paralesi ne la dextra, non se ne può expectare più bona cosa. Итак, 10 октября 1517 года монсеньор и иже с ним посетили мессира Леонардо да Винчи, флорентийца, которому более семидесяти лет, – лучшего художника нашего времени. Он показал его превосходительству / три картины: одну с флорентийской донной, писанной с натуры по желанию Джулиано ди Лоренцо де Медичи, другую – Святой Иоанн Креститель в молодости и третью – Святая Анна с Марией и младенцем Христом; все совершенны./…От мастера, в связи с тем, что у него уже парализована правая рука, нельзя ожидать новых хороших работ.

Запись подтверждает особый интерес Джулиано II де Медичи к портрету Джоконды. В конце концов, Лизу Герардини и его разлучила лишь изгнанность семьи Медичи из Флоренции, но не остывшие чувства…

Закономерен вопрос – отчего же в то время нельзя было ожидать от да Винчи новых хороших работ? Леонардо – левша с рождения, он не трудился над картинами рукой правой, и потому предположу, что в октябре 1517 года, несмотря на тяжелый недуг и проблему с ведомой рукой, кисти художником еще не были забыты.

Версия о соответствии общепринятого названия портрета личности Лизы Герардини подтвердилась окончательно в 2005 году. В поддержку свидетельств Джорджо Вазари доктор Армии Шлетчер, работая над каталогом для выставки в библиотеке Гейдельбергского университета (Германия), сделал открытие. Он обнаружил на полях фолианта, владельцем которого был флорентийский чиновник Агостино Веспуччи[51] запись.

Запись на латыни, датированная октябрем 1503 года, сделана рукой Агостино Веспуччи на правом поле книги: «Apelles pictor. Ita Leonardus Vincius facit in omnibus suis picturis, ut enim caput Lise del Giocondo et Anne matris virginis. Videbimus, quid faciet de aula magni consilii, de qua re convenit iam cum vexillifero. 1503 octobris.» Агостино сравнивает друга Леонардо да Винчи со знаменитым древнегреческим живописцем Апеллесом и отмечает, что в в это время Леонардо да Винчи прорабатывает темы трех картин, одна из них – рисунок головы Лизы дель Джоконд о.

Университетская библиотека, Гейдельберг, Германия.

В ней Агостино сравнивает друга Леонардо да Винчи со знаменитым древнегреческим живописцем Апеллесом и отмечает, что в октябре 1503 года Леонардо да Винчи прорабатывает темы трех картин, одна из них – рисунок головы Лизы дель Джокондо:…Apelles pictor. Ita Leonardus Vincius facit in omnibus suis picturis, ut enim caput Lise del Giocondo et Anne matris virginis. Videbimus, quid faciet de aula magni consilii, de qua re convenit iam cum vexillifero. 1503 octobris (лат).

Из переписки 2015 года

Темой Леонардо интересуюсь очень давно. Соприкосновение с мастером начал, в отличие от вас, Леа, с другого конца. Как человек, больше интересующийся результатом сделанного к исходу жизни и имеющего свой особенный взгляд на смерть как таковую, – начал с могилы Леонардо. В 2012 году посетил замок Амбуаз в долине реки Луары, где на пригорке, в часовне Святого Губерта, мастер нашел упокоение. Могила удивила скромностью. Собственно, – это беломраморная плита, примерно 70 на 120 см, утопленная в полу. А затем – замок Шамбор, с его знаменитой двухзаходной винтовой лестницей, спроектированной Леонардо. И конечно Лувр. Целый зал работ художника. Апофеоз – «Джоконда» за толстенным стеклом, перед которым еще и канатики на стойках, и толпа японцев, очень долго не хотевших отходить от шедевра. А наша экскурсия удаляется, радиосигнал в наушниках уже пропал, из зала почти что убегаю, бросив прощальный взгляд на Мону. Утешает лишь одно – все другие работы Леонардо в этом зале Лувра разглядел досконально. Но полдня в Лувре ровно то же, что и полдня в Эрмитаже, – так, всего лишь формирование общего впечатления, галочка в памяти: был, видел…

* * *