Возрождение

Я с некоторой опаской подтвердил это. На нем были мешковатые джинсы с заплатками на коленях, а под глазами — темные круги, как будто он спал не больше двух-трех часов в сутки. Или много дрочил.

— Пошли в оркестровую, — сказал он.

— Зачем?

— Затем, что я так говорю, салага.

Я последовал за ним, лавируя среди учеников, которые смеялись, орали, толкались и хлопали дверцами шкафчиков. Хотелось надеяться, что меня не побьют. Второкурсник еще мог бы отлупить новичка из-за какой-нибудь ерунды, — по идее дедовщина в школе была запрещена, но на практике процветала, — но только не старшекурсник. Они вообще редко замечали салаг, в том числе и мой брат.

В оркестровой было пусто. Я с облегчением перевел дух. Если этот парень и собирался на меня наехать, по крайней мере, он не прихватил толпу друзей себе в помощь. Но он не стал меня бить, а протянул руку. Я пожал ее. Рука была вялая и влажная.

— Норм Ирвинг.

— Очень приятно.

На самом деле я не был уверен, приятно мне или нет.

— Говорят, ты играешь на гитаре, салага.

— Кто тебе сказал?

— Твой брат. Мистер Футбол.

Норм Ирвинг открыл шкаф, где лежала куча гитар в футлярах. Он вытащил один, открыл защелки, и я увидел роскошную угольно-черную электрическую «Ямаху».

— SA-30, — небрежно пояснил он. — Купил два года назад. Все лето красил дома́ с батей. Включи усилок. Нет, не большой. Вон тот «Буллноуз» прямо перед тобой.

Я подошел к мини-усилителю, поискал переключатель или кнопку и не нашел.

— С обратной стороны, салага.

— А.

Я нашел тумблер и щелкнул. Зажегся красный огонек, и послышался тихий гул. Мне сразу понравился этот гул. Это был звук мощи.

Норм вытащил шнур из шкафа с гитарами и подключил его. Он провел пальцами по струнам, и из маленького усилителя вырвался короткий звук – «брронк!». Атональный, немузыкальный, абсолютно прекрасный. Норм протянул мне гитару.

— Что? — Я ощущал одновременно тревогу и восторг.

— Твой брат говорит, ты играешь ритм. Ну давай, валяй. Сыграй ритм.

Я взял гитару, и из маленького «Буллноуза» снова донесся «бррронк». Гитара была намного тяжелее, чем акустика Кона.

— Я никогда не играл на электрической, — сказал я.

— Это то же самое.

— А что играть?

— Ну давай «Зеленую реку». Можешь?

Он полез в карман мешковатых джинсов и протянул мне медиатор.

Я умудрился не уронить его.

— С ми-мажор?

Хотя что тут спрашивать. Все эта херня начинается с ми-мажор.

— Это уж ты решай, салага.

Я перекинул ремень гитары через голову и поправил подплечник. «Ямаха» висела низко — Норман Ирвинг был намного выше меня, но мне и в голову не пришло отрегулировать ремень. Я сыграл аккорд Е и подпрыгнул — так громко он прозвучал в пустой оркестровой. Норм ухмыльнулся, обнажив зубы, которые должны были доставить ему много проблем в будущем, если он не начнет за ними следить. У меня отлегло от души.

— Дверь закрыта, салага. Прибавь громкость и жарь.

Усилитель стоял на пятерке. Я прибавил до семи и услышал греющий душу громкий «бангггг».

— Петь я вообще ни хера не могу, — сказал я.

— Петь тебе не надо. Я буду петь. Ты только играй ритм.

У «Зеленой реки» базовый рок-н-рольный ритм — не совсем как у «Вишенки», но близко. Я снова сыграл Е, мысленно прокрутил в голове первую фразу песни и решил, что все правильно. Норман запел. Гитара почти перекрывала его голос, но я слышал достаточно, чтобы понять, что дыхалка у него в порядке. «Отвези меня туда, где прохладная вода…»

Я перешел на А, и он умолк.

— Там и дальше Е, да? — сказал я. — Пардон, пардон.

Первые три строки все были в ми-мажор, но когда после них я переключился на ля мажор, которым играется большая часть роковых мелодий, то опять не угадал.

— Где переходить? — спросил я Нормана.

Он молча смотрел на меня, засунув руки в карманы. Я послушал мелодию у себя в голове и начал заново. На четвертой строке я перешел на С — до-мажор — и оказался прав. Мне пришлось еще раз начать сначала, но дальше все уже пошло как по маслу. Нам нужны были только ударные, бас… и, конечно соло-гитара. Джон Фогерти из «Криденс» лабал на соло так, как я и мечтать не мог.

— Давай гитару, — сказал Норман.

Я неохотно вернул ее.

— Спасибо, что дал на ней поиграть, — сказал я и повернулся к выходу.

— Минутку, Мортон. — Не бог весть что, но все же повышение по сравнению с «салагой». — Прослушивание не закончено.

— Прослушивание?

Он достал из шкафа футляр поменьше, открыл и извлек потрепанную полуакустическую «Кай» — 900G, если вы ведете статистику.

— Подключи к большому усилку, только убавь до четверки. Этот «Кай» фонит как сволочь.

Я сделал, как он велел. «Кай» был удобней, чем «Ямаха»; мне не приходилось сгибаться в три погибели. В струны был вставлен медиатор, и я вытащил его.

— Готов?

Я кивнул.

— Раз… два… раз-два-три-и…

Я нервничал, играя простую ритмическую последовательность «Зеленой реки», но если бы я знал, как хорошо играет Норман, то вообще не смог бы ничего из себя выдавить. Просто сбежал бы. Он играл соло-партию Фогерти в точности так, как надо, воспроизводя все его запилы со старого сингла «Фэнтези». Я был потрясен.

— Громче! — проорал он мне. — Прибавь громкость, и пусть обфонится нахер.